|
|
||||
|
Драчунья |
||||
|
Во-первых, этот мелкий пиздюк Сенька Борзиков ушёл домой и унёс с собой мяч. Во-вторых, и всё утро то не везло: во дворе крутилась одна мелкашня… Гуля Калашникова с перекошенной недовольством гримаской на лице проводила взглядом исчезающего в подъезде Сеньку и предложила оставшейся мелочи играть в стоп-карикало на деньги. Малыши обрадовано засопели и полезли в карманы за вкладышами от жевачки «Your 1-st dollar». И тут, в третьих, нарисовался откуда ни возьмись весь растрёпанный Воробей и сообщила запыхавшимся от стремительного продвижения по жизни в последние пять минут голосом: «Гулька, тама… опять пацаны нашу баньку по..жгли… и два белобрысых каких-то ещё…» *** Очередь к школьному кабинету биологии состояла из персон-носителей двух видов мировоззрения. Часть особей женского пола тринадцати лет от роду придерживалась той точки зрения, что колоть будут в руку и больно будет не очень. Другая часть была настроена не столь оптимистично и утверждала, что укол придётся всё же на задницу, и спокойно сидеть после этого можно будет лишь на унитазе… Подошедшая к кабинету Танечка – обладательница батистово-голубого ковбойского галстука на шее и организатор внешкольного досуга учащихся школы – доступно объяснила, что уколов вообще не будет… и все очень обрадовались… а будет общепрофилактический медосмотр… и все очень встревожились… Атмосфера слухов и внутренней паники охватила весь покоящийся в урочной тишине коридор. Утверждалось, что придётся снимать трусы перед теми дядьками и тётьками, которые сидели сейчас в кабинете и, наверняка, только прикидывались там врачами, а на самом деле всю жизнь мечтали увидеть кого-нибудь без трусов… При этом изначально склонная к пессимизму часть женского общества заявляла теперь, что придётся не только снимать трусы, но и расхаживать полностью голыми между столами с разными представителями медицинских профессий, словно на выставке топ-моделей… Несколько раз предлагалось всем дружно взбунтоваться и сбежать пока не поздно куда глаза глядят, к примеру в кино. Но на прошлой неделе один из девятых классов за поход в кино был морально растерзан объединёнными силами педагогов и родителей, в силу чего для остальных синематограф на данный момент утратил свою привлекательность и актуальность. Гуле весь этот трёп был полностью до пизды – она стояла, облокотившись на стену, и читала «Дон Кихота» Сервантеса. Уколов она не боялась никогда, а пустую болтовню слегка презирала. Рядом извечно верным пажом её ошивалась Ириска Авицына, которая пыталась донести до подруги хоть осколки народного мнения и возникших дебатов. «Гуль, а ты снимешь трусы, если скажут?.. А если там дядьки эти увидят?.. Гуль, по правде, скажи а!.. Я – боюсь… Снимешь, а?...», доставала взволнованным шёпотом Ирча. – Сниму, не мешай! «Да ты чё, Гуль!.. А если увидят?.. А?» – Пусть видят, Ириска, брысь – мне три страницы осталось… «У тебя всегда три страницы!.. Гуль, а девчонки говорят, что там на онанизм будут всех проверять…» – На какой ещё онанизм? «На простой! Дрочишь ты или нет – сразу узнают!.. Олька Стасова рассказывала, что у неё старшая сестра пошла к гинекологу и там сразу все сразу узнали, что она онанистка и дрочит… и матери потом рассказали… и мать полдня за Олькиной сеструхой по району с авоськой моталась, кричала «Убью, прошмандовка!»… ну ты знаешь тёть Катю – у ней запросто…» В это время открылась дверь в кабинет биологии, и мужчина с седыми висками объявил, что «проходим по пять человек, по алфавитному порядку фамилий, на входе и выходе не задерживаем себя и своих товарищей!». Первая пятёрка, с которой исчезла и Ириска, скрылась в дверях, а Гуля Калашникова почувствовала дрожь каменной тёплой стены под плечом и строки книги уже минут пять не вмещались в её голову. Дрожала, конечно, не стена. Изнутри чуть колотило бедную Гулю, которая наслышана была о всём вреде и жуткой порочности онанизма. Вот уже два месяца она отлично знала несколько вычитанных ею в медицинской энциклопедии научных и полунаучных синонимов для этого позорного сексуально-физиологического явления. И вот уже две учебные четверти она ежедневно предавалась «женской мастурбации» и «подростковому рукоблудию», каждый уик-энд давая себе самую страшную клятву в следующий же понедельник навсегда оставить недостойное и общественно-постыдное занятие. Трижды ей удавалось продержаться до вечера вторника; один раз – до утра среды… Гуля выкинула с балкона свой смешной пенал-карандаш и заставила младшего брата отвезти на дачу её старый бэг, в который были уложены все имевшиеся в доме шариковые дезодоранты. Никуда не удалось деть собственные пальцы, а время проводимое ею в одиночестве на даче стало особо приятным… Гуля не верила во весь этот девичий бред на пороге медосмотра, но даже самая зыбкая вероятность оказаться публично уличённой в кошмарном грехе была для неё подобна внутреннему низвержению в пропасть порока. Когда через две на третью пятёрки пришла очередь Гули, она была максимально подобрана и немного бледна. Чтобы пальцы не вздрагивали, приходилось всё время поджимать их в кулаки. Гуля даже почти не запомнила, как снимала с себя школьную сумку и верхние вещи, как взвешивалась и приседала перед женщиной в больших округлых очках, как прошла ещё через несколько врачей в дальний угол… Очнулась она перед сверлящим взглядом мужчины с серебристо-седыми висками блуждающим от её пупка к глазам и обратно. Гуля стояла полностью голая, в спущенных до коленок трусах, и автоматически прикрывала обеими ладошками покрытый мягкою шёрсткой лобок… – Гуля. Калашникова. Так, значит, да? А вы драчунья, оказывается, моя милая!!! – врач с едва заметной улыбкой поднял пристальный взгляд и на этот раз оставил его смотреть Гуле прямо в глаза. – Не ожидал, не ожидал… – Я… нет… что вы… – Гулины смоляные зрачки стремительно забегали по сторонам, ища невесть откуда сочувствия и скорой помощи и, не найдя, рухнули вниз, вытеснив из-под нижних век две непрошенные слезы. Густая краска стыда залила постепенно всё лицо Гули, спустилась на тонкую шейку и заалела на пунцовых от волнения вздёрнутых вверх сосках зажатых между предплечьями грудей… – Вот что, Гулечка! – врач что-то писал в своих бумажках. – Зайдите-ка ко мне после уроков! Я буду в вашем школьном медкабинете. Мне необходимо поговорить с вами, перед тем как я буду разговаривать с вашими родителями… Стоит ли говорить, что два последних урока Гуля Калашникова провела в состоянии тихого ужаса… «Но как?!», – билась сдерживаемыми с трудом слезами о внутреннюю поверхность глаз несчастная мысль, – «Он ведь даже не посмотрел… туда…». А слова доктора о предстоящей беседе с родителями приводили Гулю просто в ступорный шок… Он сидел за столом медкабинета, занимая место школьной медсестры Раечки, и спина его молчала вместе с замершей на пороге Гулей… «Не говорите, пожалуйста…», молвила Гуля заготовленную загодя фразу, как выяснилось про себя… – Не говорите, пожалуйста, родителям!.. Я больше не… буду!.. – повторила Гуля с трудом и уже вслух. – Вы уверены? – спина обернулась, и строгие глаза доктора вновь упёрлись Гуле прямо в зрачки. – Вы и впрямь уверены, что этого не повторится?! В голосе его звучала настолько жёсткая сталь, что Гуля поневоле вспомнила оброненный с балкона, а на следующее утро найденный в царапучих кустах шиповника пенал-карандаш. И ей стало до невозможного стыдно – уверенной быть за себя она, похоже, больше уже не могла… – Да… – едва слышно произнесла Гуля с опущенными ниже школьного этажа глазами. – Не говорите, пожалуйста, родителям, что я… мастурбирую… Меня мама не так поймёт!.. – Ч..что? – в глазах доктора мелькнула лёгкая растерянность, и в воздухе повисла неловкая пауза, по истечении которой растерянность доктора сменилась некоторой заинтересованностью. – Гуля… это с вами… давно? – Нет… не очень… наверное с осени… – Гуля снова заливалась румянцем перед врачом. А он уже подобрал скользнувший было смех сквозь улыбку и серьёзно произнёс: – Что ж, родители пока подождут! Но мне необходимо тщательно исследовать ваш феномен, Гуленька! Раздевайтесь, пожалуйста! И могучая спина в тёмно-сером обтягивающем пиджаке вернулась на место. – Совсем? – голос Гули немного осел, но хоть сколь-нибудь положительное решение вопроса с родителями крайне ободрило её саму. – Нет, до трусиков! – донеслось из-за квадрата спины. – А трусики с тебя снимать буду я! Гуля оценила иронию и аккуратно сложила трусы поверх стопки с одеждой: «Я всё…». – Присядь, Гуля, вот здесь! – доктор развернулся теперь полностью и поставил напротив себя стул в двух шагах. – Писю уже можно открыть – ты на приёме у врача, а не на собственной свадьбе! Он снял её ладони с лобка и положил их ей на расцарапанные загорелые коленки. «Погоди-ка!», он быстро поднялся, прошёл к двери и щёлкнул замком. – Так, ну что тут у нас? – врач снова сел перед ней и, наклонившись, осторожно развёл в стороны её ножки. Не совсем детская уже Гулина писька выглянула из длинных бело-розовых губок покрытых ещё редким тёмным пушком сбегавшим узкой струйкой завитушек к стиснутой попе. Гуля почувствовала, как неожиданно вместо всё заслоняющего стыда её наполняет привычно тёплое чувство из-под низа живота… – Показывай! – произнёс доктор и убрал руки. – Ч..что… показывать?.. – Гуля замерла с приоткрытыми коленками. – Показывай, как ты мастурбируешь! – пояснил доктор. – Дать тебе совет и оказать посильную помощь я смогу, лишь составив полное представление о виде и степени развитости заботящего тебя процесса! Пожалуйста… Он взял её правую ладошку и вновь приблизил к голому Гулиному животу. – Но… нет… я не могу… так… – слабо запротестовала Гуля, в то время как указательный и средний пальцы её привычно ухватились за выступающую нежную складочку на самом верху письки. – Ты хочешь, чтобы я отвернулся? – в глазах доктора играла неприкрытая ирония. – Как считаешь – мне так удобней будет ставить диагноз?! Успокойся, пожалуйста, Гуленька, и продолжай… как будто меня нет здесь, и ты находишься наедине лишь с собой… Ну? Как обычно… В мягкой постели… или под тёплым душем… или перед школой, в утреннем туалете… Спокойный, мягкий голос доктора завораживал, а рука его ласково коснулась свободной коленки и очень нежно щекотнула чувствительный край вчерашней царапки. Гуля чуть прикрыла глаза и забегала пальчиками в ставшей скользкой промежности… Доктор оказался добрым, родителям такие точно ничего не рассказывают, возможно и даже скорее всего он вообще её вылечит… а привычный волнующий щёкот между пальцами наполнял Гуленьку такими радужными чувствами, что она совсем позабыла о приводивших её в ужас четверть часа назад проблемах и самозабвенно дрочила теперь на глазах у внимательно созерцающего увлекательное действо доктора. Но доктор не вылечил Гулю… Когда ей было совсем хорошо, она приоткрыла глаза и в полном отчаянии решила, что наоборот она сама заразила врача! Доктор ловко шевельнул пальцами в застёжке штанов, и извлёк на свет розовато-коричневый кожистый ствол, от вида которого скромница-Гуленька пятнадцать минут назад впала бы в обморок, а теперь пребывала в таком восторге, что животик её мелко затрясся и задрожал от нахлынувшей радости!.. Гуля застонала и забилась взмокшей задницей на скользком сиденьи стула, вспомнив о том, что неизбежно следовало за каждым её потаённым оргазмом и служило едва ли не основным стимулом всех её опасений и вытекающих из них нравомучений: в приступе эйфории Гуленька каждый раз непроизвольно описывалась… обильно… неудержимо порывисто… и очень заметно, если речь шла о простынях!.. Поэтому единственное, о чём неверно предположил доктор, была «мягкая постель» – Гуля не дрочила в кровати. И сейчас это должно было случиться прямо перед доктором, который к тому же, для того чтобы удобней было наблюдать Гулю, чуть придвинул к её коленкам свой стул… Но Гуле уже было всё совсем всё равно. Она увидела, как большая и фиолетовая золупа оголилась у доктора в кулаке и от этого невиданного зрелища всю Гулю выгнуло мостиком на стуле. Вскрикнув, она пустила стремительную тугую струю далеко от себя… Серебрянный поток ударился доктору в яйца. Доктор качнул кулаком ещё пару раз и из золупы его в ответ раскрывшейся на стуле Гуле полетели шариками густые молочные капельки. Одна из них достигла Гулиной пизды и повисла утончающейся сверкающей нитью на самом краю хорошенько отдроченной раковины… *** – Гуленька, всё это, конечно, прелестно… – доктор улыбался над ней, застёгивая штаны и подавая приходящей в себя после порыва столь безумных чувств невиданного оргазма Гуле её вещи. – Но, во-первых, дай мне слово, что перестанешь с этой минуты считать болезнью вполне нормальные проявления человеческого организма… А во-вторых, Гуля, я должен тебе признаться, что хотел поговорить с тобой о совершенно другом! Ну скажи мне, пожалуйста, за что ты вчера столь варварски избила моих бледнолицых оболтусов? А те майки, которые были на них и которые ты превратила в груду утиль-сырья, всего три дня назад были впервые надеты на них обожающей их мамочкой и моею женой!.. – Но они подожгли… нашу баньку… – Гуля замерла всё ещё голая с прижатым к животику платьицем: в сознание её начинало входить всё понимание её нечаянной ошибки. – Как… но вы же сказали, что я… Гуля прикрыла глаза и вдруг совсем уже неожиданно для себя поняла, что больше ничуть не смущается своей обворожительной тайной привычки…
|
||||
|
Версия 1.0 2007 |
||||
