|
Стыдная пугвишка |
||||
|
Идеика Сценарий пьесы для эротеатра с основной нитью сюжета по классу shame (стыд). На данный момент (06.06.2009) полностью готова первая сцена и начата разводка общей структуры... Игровое поле
Действующие лица: Тальмиира Марин (Мариночка Томина) – первокурсница высшего взлётно-военного училища им. Юрия Od’Arina. Прасковея Naistre Коза – иё матушка. Алания Боливар (Васин) – звезда-капитан, командир роты курса. Сергей Ковалёв – дневальный отдыхающей смены. Дневальный «на тумбочке». ……………………. Просцена Порог ветхой избушки переходящий тропинкой в освещённую двумя рядами неоновых огоньков взлётную трассу среди раскинувшегося вширь и вглубь вокруг открытого космоса. На пороге стоит, смеясь и дёргаясь во все стороны, черноокая статная красавица – Тальмиира Марин. На земле перед ней стоит её матушка – столь же черноокая, статная когда-то красавица строгих древних праформ. Матушка застёгивает на серебристом в свете луны новеньком стажёрском костюме дочери защитный пояс, который плотно охватывает своей шириной почти всю поверхность оголённого подрагивающего от смеха животика. Ниже пояса из одежды присутствуют только струящиеся от коленок вниз серебряными извивами гетры-чешки «Eclectic» и дили: крайне скромное подобие трусиков особого назначения – в три нити-цепочки эльфийской платины они удерживают серебро-конусом колпачка под защитой и в тайне клитор Марин. Выше пояса – плотно облегающий фигурку глухой серебристый мундир с длинными, ниже локтей, рукавами; на груди едва заметный бриллиантовый ромбик-значок прорвавшегося в ряды курсантов абитуриента; кроме того инфобраслет, тотем-ладанка и в ушках капельки кристалл-агатов наушников. Прасковея Naistre прощается: с трудом покончив с затяжкою пояса, продолжает оправлять и одёргивать на Т-Марин различные уголки немногочисленной её одежды; при этом она то и дело, как бы нечаянно, но вполне и вполне очевидно, всё время задевает за серебро-конус дили лёгкими мановениями своей ладошки. Дили чуть слышно мелодично позванивает в постоянной дрожи, а Тальмиира Марин заходится во всё более увлечённых приступах весёлого смеха. «Все дети, как дети, приют молока…», ворчит притворно Коза, сотрясая всё чаще и настойчивей дили, «А это – юла!.. Не крутись! Письма шли! Веди там себя лучше всех! Небось, поняла?!...» - А-ах… - не выдерживает перешедшей в звёздный канкан темп ладошки матушки у обнажённого своего лобка Т-Марин и, чуть присев, сотрясается попкой: кончает… звонкий смех её задыхается… матушка крепко целует её в пухлые лишённые всякой растительности губки под лобком, и она полуобнимает и прижимает голову матушки к низу своего живота… - Ну хонька, хонька!.. Всё, ласка-снежа моя… Пора!.. – Прасковея Коза высвобождается из объятий и ещё раз через край критично осматривает дочь; отведя чуть на сторону дрогнувший звоном колпачок-колокольчик дили, откровенно любуется на крупный слегка эрегированный клитор, уверяя-напутствуя: «Глянь-ко, нетонька, может многое-всё человеку быть по плечу! Или по хую. Разностатная жизнь… Но его береги, озорника! Как последнюю крепость и баловня – не давай им лапами брать… Не давай им нипочто толить твою крайнюю девичью плоть, честь и красу, твой любви бастион, твоего утешку-нарадника… Где бы как бы ни было с тобой, знай и накрепко помни одно: то ведь ключ от тибя, то твоя и есть – само стыдная пугвишка!..» Свет постепенно гаснет с повет-шёпотом её сопроводительных слов… Основное действие Сцена представляет из себя триптих-панораму: основная центральная часть занимает более половины протяжённости и обладает технической возможностью простого вращения; две фланг-части уголками ютятся по сторонам. Правая фланг-часть и центр – затемнены. Левый уголок активирован – это вечернее окно Ленинской комнаты и небольшой под ним столик со стопкой дисков и книг, за которым пребывает в некотором мечтательном одиночестве Мариночка Томина: по лицу её блуждает блаженная улыбка, а рука то и дело соскальзывает по упакованному в грубую хаки-форму животику вниз, к попеременно сходящимся и расходящимся в лёгком забытьи её ножкам. Резко вспыхивает-активируется правый фланг-уголок – это пост дневального, «тумбочка». Дневальный: Младший эстет-девиант Томина, в канцелярию! Загорается мягкое вечернее освещение дежурных ламп, которое превращает пространство между Ленинской комнатой и постом дневального в коридор следования Мариночки. Она торопливо по ходу пути оправляет на себе форму: надевает пилотку, застёгивает ворот, затягивает ремень… Форма её теперь не представляет из себя ничего неонически-продвинутого и приоритетного – это самое обыкновенное строевое хаки конца двадцатого века со всей его грубо-мешковатой материалистичностью. К тому же на эстетику формы одежды оказывает явное влияние вся необученность молодого курсанта: вместо выпускного лоска автоматической подтянутости, Маришка пока обнаруживает лишь вызывающее улыбку совершенное непонимание способов ношения всего этого воинского обоза одежды на своих хрупких плечиках – костюм её порой топорщиться в неожиданных местах, кнопка воротничка застёгивается лишь с третьей попытки, галифе-штаны совершенно никак не подчёркивают никаких обаяний её стройных форм... Марина (вполголоса дневальному по пути): Чего там? Дневальный неопределённо вздёргивает плечами и покачивает головой. Марина исчезает, оба фланга и коридор деактивируются. Вспыхивает яркий свет в центр-части – это комната ротной канцелярии. Квадратное пространство её состоит из натяжных декор-стен, которые при вращении появляются и исчезают, оставляя открытой лишь переднюю часть. Стены являющиеся в любой момент боковыми, вдобавок, обладают способностью расширения угла обзора. На данный момент комната развёрнута к зрительному залу одной из сплошных боковых стен: напротив-впереди такая же стена с имитациями шкафов, графика лётных учений в полстены и доской листовок почёта в правом углу; слева – стена с дверным проёмом; справа – с широким проёмом сине-ночного окна. Смещённый вправо от центра стоит обычный стол-тумба, за которым у окна, лицом к зрителям, сидит Алания Боливар. В могучей руке его скрывается чашечка чая, на окне перед ним ало-страстная роза в пучке света, в левой руке крепко сжат мощный хуй. Алания созерцает розу, рука его почти не шевелится. Он медленно переводит взгляд с розы на стекло окна всё выше, когда на пороге появляется Мариночка Томина. Марина: Товарищ звезда-капитан, эстет Томина по вашему приказанию прибыла! Боливар: Да ну на хуй! (спокойно прячет в штаны недоступный взору стоящей «смирно» Марины хуй и оборачивается к ней одним взглядом) Вольно-вольно… Звёзды этой ночью и вправду невероятно близки, Вы не находите? Марина (став «вольно» и чуть смутившись): Дежурство… мне было некогда… Боливар: Напрасно! (неспешно встаёт) Лирика в малых дозах необходима-показана волонтёрам первого курса. Но, впрочем, отставить лирику. К делу! Вы, говорят, обеспечиваете вашей задницей весь лётный взвод? Это так или нет? С ловкостью оборачивается вокруг стола и оказывается рядом с Мариной. Марина вся съёживается на глазах. Марина (испуганным, срывающимся от волнения голосом): Что вы! Нет!.. Боливар (берёт её попку в руку): Ну как же!.. Нет!?.. Вот этой вот именно задницей… именно взвод… Скажите, Мариночка, Вам не стыдно обманывать? Марина (подёргивая пытающейся высвободиться попкой, но не смея сойти с места): Нет!.. Товарищ звезда-капитан!.. То есть да!.. То есть… Боливар: То есть – что? Вы не можете определиться толком, курсант, нравится вам это или нет? Марина: Да… Нет… Я не знаю!.. Я не знаю, на какой из вопросов вы требуете ответа, мой капитан!.. Боливар (сменяя по очереди в широко раскрытой ладони Мариныны булочки): Вопрос прежний, курсант. Не позволяете ли вы вашей заднице подставляться под лётный состав взвода? Марина (совсем растерянно): Да… я нет… Я не позволяю! Ни в коем случае!.. Боливар (будто озадачено резко прекращает ищущие движения рук по телу Марины): Да?!? Марина (совершенно определённо, уверенно): Да! Боливар тут же ныряет одной ладонью глубоко ей под задницу, а вторую запускает в растёгнутую на животике её гимнастёрку и подхватывает одну небольшую грудку. Боливар (стискивая пизду и нежно поглаживая грудь): Даже, признаться, не ожидал от Вас, Мариночка, столь быстрой покладистости! Неужели настолько всё нравится?! Марина (дёргается всем телом): Ах, нет! Капитан!.. Алексей Анатольевич!.. Ничего мне не нравится!.. Я сказала лишь, что не позволяю никому ничего в отношении… Боливар (тут же вытащив руки и вытянувшись во весь рост перед подрастрёпанной Мариночкой): Молодец! Отлично, курсант! По правде сказать, иного поведения я от вас и не ожидал! Можете расслабиться, вольно! У стоящей и без того не просто вольно, а крайне измученно, Марины в ответ на эту его команду возникает совершенно противоположное желание – стать как можно твёрже и независимей. Плечики непроизвольно приподымаются вверх, а глаза медленно устремляются к потолку. Боливар заходит к ней сзади и кладёт руки на талию. Сцена по возможности оперативно, но плавно, оборачивается на 180 градусов. В зале с этого момента становится доступен режим бесшумной подвижности спецкресел (возможность прижаться к любому из близнаходящихся соседей наиболее тесно и плотно). Боливар: Но вы ведь не станет отрицать, курсант, что за вами числится злонарушение уставной формы одежды? Бригадир звена неоднократно докладывал о вашем упорном неподчинении! Это так или нет? Марина (вспыхивает): Да!.. (пытается обернуться, но лишь напрасно дёргается в крепкой хватке мужских рук и в приливе гордости вытягивается уже даже не просто «смирно», а «в струнку», взгляд её почти вертикально замирает на потолке) Это фамильная доблесть, мой кэп! Я бы была обесчещена, если б позволила снять с себя мой дили-обет! Боливар (изумлённо почти): Как-как? (начинает шарить руками по окаменевшей в струнку фигурке, подолгу замирая лапищами на вздутых холмиках закованных в форменный бюстгальтер грудей) Дили-обет? Это что за херня ещё? Марина (нечаянно усмехнувшись): Не там, капитан! Дили – символ чести у девушки в том лоциотомисе, где я живу. Для кого бы то ни было его невозможно отнять от плоти, не лишив девушку самого главного, что есть в её социостатике! Он охраняет стыдную пугвишку, и старейшина взвода наш – знаменосец Ильин-День – пробовал было уже… Я лишь показала ему бриллиантовый кончик навершия, и он красным ходил, будто мак, целых три дня и исчез в выходных! Дили – то, чем по праву… Мой капитан! Боливар прижимается сзади всем телом к ней, с силой елозит низом живота по её попке и принимается расстёгивать нижние формы на Марине. Марина чуть перепуганно изо всех сил старается удержать гордую стойку-дугу… Боливар: Так это он не позволяет вам полноценно дуплиться в очко? Курсант?? Марина (чуть дёргая попкой и вырываясь): Да… Нет! Нет. Нет… Боливар балуется: запустив руку в штаны, он впоймал одетый в дили клитор Марины и, почувствовав, как в один миг замерло и задрожало тело девушки, теперь и сам прекратил натиск, слегка отстранился, удерживая и теребя в пальцах лишь чуть слышно задинькавший дили-колпачок. Марина всё так же вытянутая в струнку пронзительно бледнеет и на прекрасном лице её выступают сверкающие росинки пота. Марина (шепчет, сильно выпячивая назад попку и чуть покачивает бёдрами – тщетно стараясь отстраниться от руки капитана и одновременно пытаясь найти попой его отодвинувшийся хуй в штанах): Нет-нет… нет… боже… нет? (последнее с лёгкой примесью вопроса «нет» её почти что не слышно) Боливар (удивлённо, приблизившись губами): Триплет отрицания? Зачем? Вы же в лётной дивизии, курсант, не теряйте себя! Ну! Не бойся… Вот здесь?.. Да?.. Марина: Да… Боливар (чуть иронично): Цитадель гордости?! Девичья честь?! Пломба на дырке! Зачем она Вам?! Ну!.. Не бойся!.. Дыркой напрашиваешься? Марина (перепуганно): Нет! Товарищ капитан, мне стыдно, оставьте меня!!! Боливар (подёргивая в её штанишках дили так, что движение руки постепенно становится заметно даже зрителям, а мелодия нежного звона превращается в один непрерывный трепет): Маришенька, потерпи! Попрощайся пока про себя со своей честью и гордостью! Марина: Нет! Обе фигуры замирают в напряжённом внутреннем противостоянии, лишь в штаниках у Марины вполоборота к зрительному залу вздрагивает в нарастающе-настойчивых попытках правая рука капитана… Звон дили превращается в тревога-дробь барабанов… Вдруг Мариночка очаровательно звонко и мило нечаянно пукает. Рука замирает, барабанная тревога рассыпается смех-дробью растворяющейся в смехе зрительного зала. Боливар (деланно укоризнено): Курсант!!! Марина: Эстет-девиант Томина, товарищ звезда-капитан! Боливар (почти сердито): Да ну вас на хуй, эстет! Приготовьтесь, пожалуйста… Дробь-тревога вновь возникает на заднем плане. Марина: Мне стыдно… Капитан возобновляет возню у Марины в трусах. Боливар: Ничего. Почему вы вспотели, курсант? Марина: Мне… стыдно… Боливар: Ничего. А можно, курсант, я после этой вашей неземной дефлорации вас немедленно выебу в сраку? Марина: Мне… стыдно… Нет… Всё вновь застывает в едином напряжении, и всё заполняют восходящей тревогой своей барабаны. Тень фигуры капитана на стене становится чуть ли не вдвое больше тени Мариночки. В узком лучике света – подёргивающая за дили рука капитана в штанах. На самом пике тревоги барабаны захлёбываются на миг в оглушительной тишине. Марина: А можно я вас? К россыпи смех-дроби барабанов добавляется ещё и невесть откуда взявшийся взвизгнувший в изнеможении тромбон. Капитан со строгим удивлением всматривается в тьму хохочущего зрительного зала, затем оборачивается к Марине и ловко целует её в выбившееся из-под прядей и пилотки маленькое розовое ушко. Чуть расслабившаяся было Мариночка мгновенно вновь вытягивается в струнку. Боливар: В конце концов, курсант! Держите себя в руках! Ну? Неужели так стыдно?.. Мариночка, ты – пизда? Марина: Нет… Да… Товарищ капитан! Разрешите идти? Боливар: Разрешаю. Идите… Дробь барабанов возникает и становиться почти сразу непереносимой… Всё в ярком свете. Марина дрожит крупной дрожью, объятая со всех сторон капитаном… Миг, и из её трусов вырывается с победным звоном вверх рука командира. Марина (звонко-пронзительно): Ах!!! Боливар (глухим эхом): Нах… Комната-сцена неторопливо разворачивается на 180 градусов. Боливар с интересом рассматривает зажатый в пальцах чуть динькающий колокольчик с оборванными платиновыми нить-цепочками. Маришку «не узнать»: спинка пала вниз плечиками, голова совсем опустилась, руки обвисли бессильными плёточками… Боливар (отходя): Вот и всё! Попытайтесь встать смирно, курсант! Стоило из-за подобной ерунды… Пусть пока это будет мой стенд-трофей! Вы не против, курсант? Как находите, здесь достойный его антураж? Колокольчик откровенно веселиться над согнувшейся под бременем позора Мариночкой. Капитан вешает его единственной уцелевшей подвязкой на гротескно большой и ржавый шуруп торчащий в стене между графиком лётных учений и доской листовок почёта. Марина напряжённо молчит и только, будто в ознобе, едва заметно потирает ляжками одну о другую… Боливар подходит к столу и склоняется над пирамидкой связи. Боливар: Сентябрин! Дневального свободной смены ко мне! (Ждёт ответа и, не оборачиваясь от грани передатчика, бросает Маришке через плечо) Снимайте штаны, курсант. До коленок, можно чуть выше… Марина (вскидывает резко глаза): Товарищ звезда-капитан, вы что! Все же услышат… Чуть хриплый «с кумара» голос дежурного в селекторе громкой связи: Товарищ звезда-капитан, ДСС находится у Вас!.. А Ковалёв только лёг, по уважительной – полночи бодрячил – его я не буду будить!.. Боливар (до предела чётко расставляя слова и взглядом буравя воспринимающую грань пирамидки связи): Сентябрин! Для меня уважительной-может-быть-только-причина-женской-менструации! Вы там что – посхерели все?! Давай своего Ковалёва сюда, завтра выспится! Марина принимается медленно приспускать кромку своих галифе… Марина (слегка укоризненно): Зря вы так, Алексей Анатольевич! Ковалёв заебался мышей по карманам гонять – все шинели доставил и сам перебрал… горбатил один за троих! Голос дежурного в невыключенном селекторе громкой связи: Вставай, хуев кот, Васин жопу счас начешет тебе… за воинскую доблесть… Серёга, вставай, бля!.. Боливар (свирепо обернувшись): Ниже, курсант! Ниже! И споднее! (взгляд его исподлобья прикипает к бело-розовым форменным трусикам Марины, на которых очерчена тёмно-влажным пятном торчащая выпуклость клитора) Вы проходили медосмотр на этой неделе? Ничего, вот сейчас и пройдёте! Марина застывает лицом, безвольно догоняет зажатыми в обе руки трусиками приспущенные штаны и спускает их уже вместе чуть ниже коленок. Комната крайне медленно вновь поворачивается в полоборота, давая возможность зрителям насладиться видом выглядывающей почти полностью из-под края короткой гимнастёрки попки Мариночки, её заросшим каштаново-смоляными волосами лобком и поблёскивающе-торчащим сквозь волоски малиновым клитором. Когда оборот на сто восемьдесят градусов заканчивается, дверь в кабинет канцелярии уже открыта и на пороге стоит ДОС (дневальный отдыхающей смены) Серёга Ковалёв, взлохмаченный со сна, с закинутой за плечо пряжкой ремня. Обалдевший взгляд его упирается прямо в жопу Маринке. ДОС: Товарищ звезда-капитан, дневальный отдыхающей смены по Вашему приказанию прибыл… Капитан подходит к понуро стоящей Марине, берёт одною рукою за задницу, другою «влажно» протяжно несколько раз проводит от живота вниз по поверхности кучерявящегося лобка, цепляя за сующийся в пальцы клитор. Несколько раз он подхватывает его самыми кончиками пальцев, как бы стараясь продемонстрировать зрителям, и откровенно залупляет… Боливар: ДОС, вы в медицине сечёте? ДОС (застегнув, наконец-то, ремень): Вообще-то не очень… А чего, вообще, надо-то? Боливар: Проводим профилактический медосмотр курсанта Томиной!.. Присядьте пока, полюбуйтесь, я скажу, когда вы понадобитесь! Закуривайте… Серёга не заставляет командира предлагать дважды и тенью проскальзывает в командирское кресло. Там он с вычурной нахальностью «располагается» за спиной Боливара: закидывает ногу на ногу почти выше уровня стола и движением фокусника извлекает из небольшой платиновой папиросницы длинную сиреневую пахитоску; закуривает. Капитан отступает от Марины на добрых три шага и, стоя почти у двери, скрещивает руки на груди. На Серёгу он не обращает никакого внимания, и тот от эйфории собственной наглости начинает пускать дым кольцами в потолок. Боливар: Курсант Томина, будьте добры – наклонитесь вперед и достаньте пальцами ваши шнурки! Мариночка наклоняется, как утром на физзарядке, и застывает «в позе». Сцена разворачивается на 10-15 градусов, демонстрируя в зал возникший перед командиром её «ракурс». Боливар откровенно любуется, откинув голову и покручивая рукою пышный ус. Серёга глупо лыбится из угла. Боливар: Ноги в коленях не гнуть! Булки руками в стороны! Шире! Ещё! Хорошо… Марина растягивает в стороны половинки задницы и залу видна теперь обильная тёмная волосатость её белой попки в щели (не утрированно, но всё же кавказски меховая лохматость). Мягкий льющийся из-под ног её вверх свет даёт возможность особо пристальным зрителям рассмотреть торчащий вниз стволик клитора. Боливар (полюбовавшись с десяток секунд до возможных пределов паузы): Губки тоже разводим! Вот так! Хорошо… В зал с пять-десять секунд смотрит алая Маришкина раковина. Капитан подходит чуть сбоку, слева, и ловко подныривает раскрытой правой ладонью Маринке под зад – клитор её оказывается крепко зажат между пальцами. Марина (снизу, в писк): Ой! Боливар: Отставить «ой»! Шире жопу! Теперь хорошо? (чуть приседает и низко опускает правый локоть так, что клитор оказывается как бы у него на ладони) Смотрите, ДОС, вы когда-нибудь видели у девушки такой развитый похотник? Серёга бережно устанавливает огоньком вверх в стойке пепельницы свою пахитоску и подходит к капитану с собранным видом полного понимателя, полноправного коллеги и полноценного мудака. ДОС (с напускной важностью и вальяжностью, заглядывая под расщелину задницы, в раскрытую ладонь капитана): Да уж… (не выдерживает) Ни хера себе секель!!! Боливар: Представляете, как ей сейчас хорошо? (берёт клитор кончиками пальцев «в щепотку» и слегка покручивает, демонстрируя) Видишь, Серый, как жопа дрожит… Не ссанула бы здесь раньше времени! Выпрямляйтесь, курсант! Сцена оперативно выравнивается, в том время как красно-розовая от стыда и напряженья Марина разгинается и чуть подтягивает упавшие на лодыжки штаны. Боливар (спокойно, внятно): Напрасно!... Спустить до конца! Серёга не выдерживает, протягивает руку и трогает спускающую вновь штаны Марину за задницу. Боливар отходит к столу и становится напротив Марины. Боливар: Ноги на ширину плеч! Присядьте! Встаньте! Присядьте! Встаньте! Присядьте! Встаньте! Ещё! Ещё! Ещё! Хорошо… Смотрите, ДОС, как торчит! Капитан берётся всем кулаком за небольшой перчик клитора с таким видом, будто сжимает мозолистый хуй. Марина чуть слышно вскрикивает. Боливар: Хорошо!.. (убирает руку от торчащего клитора) Теперь сами! Ноги вместе! Вот так. Покажите ещё раз секель нам! (Марина отворачивается и берётся пальчиками за стволик, чуть выпячивает животик вперёд) Хорошо… Залупите! Да, так! Молодец, хорошо! Слюнявый какой!! И золупастый, смотрите, ДОС, как будто хер! Потрясите!.. Из стороны в сторону! Снизу-вверх! Подрочите!.. Мариночка быстро трясёт локотком, имитируя действия мужской мастурбации. Боливар: Хорошо… Всё, достаточно! Руки по швам! (переходит к ней за спину) Подойдите к столу! Руки перед собой, опереться ладонями на поверхность стола! Хорошо… Зад сильно отклячить! Сильно, я сказал! Сильнее! Ещё! Здорово!.. Проводит по молнии штанов и достаёт палку длинного головастого члена (в случае полуэрекции актёр просто сжимает ствол, выпустив из кулака наружу головку). Боливар (поводя головкой под щелью Мариночки): ДОС, какой должна быть температура влагалища у курсанта первого курса? Берёт за бёдра и в один резкий толчок «вгоняет» до звонкого шлепка своими бёдрами о голые ягодицы Марины. Марина издаёт едва слышимый «ах»… ДОС (с едва сдерживаемой улыбкой смотрит на Маришкину замершую в сердцах маленькую жопу в ручищах комротакурса и прикалывается): Подходящей, наверное… Боливар (явно оттягивается, полностью замерев с блаженным выражением на лице; «меряет температуру»): Них..ху..яссе… подходящая!.. Аж жар по спине… По позвонкам хрустальный позвон… Оттяг!.. В случае необходимости сцена отворачивается на 10-15 градусов, прикрывая активное сопряжение актёров. Боливар кладёт ладони на холмики задницы Марины и начинает медленно отталкиваться, вытягивая градусник-хер. Мариночка начинает подрагивать в торсе, прогибается всей спинкою всё сильней и внезапно громко вскрикивает от избытка чувств «А-ах!». Боливар: Стойте спокойно, курсант! (примитивнейше и довольно звучно ебёт в размеренно-ритмичных движениях; тела шлёпают друг о друга, пизда смачно чавкает) Никакой дисциплины в роте, ни ночью, ни днём!.. А если вот так?? То есть в жопу Вас! Можно попробовать? Он вынимает хуй из пизды и, сжимая в кулаке, наставляет головку на анус. Марина чуть взбрыкивается. Боливар (строго): И почему не бреемся, курсант? Наряд вне очереди необходим? Или старшина в эту жопу к вам не заглядывает? Стыдно ведь, признайтесь, курсант?! Делает первый, загоняющий золупу толчок. Марина (пронзительно): Нет! Нет! Боливар («растерянно» замирает и вынимает назад, отстраняясь всем телом): Как же так? Неужели, курсант? Вы же девушка, в конце концов! Неужели нисколько не стыдно ходить с такой волоснёй в заднице?! Забудешь подмыться, так чешется, наверное, ведь неимоверно… Начинает «почёсывать» золупой прощелину Маринке в заду. Марина (покручивая немного задницей): Товарищ капитан, как вам не стыдно! Вы же знаете!.. Вы же сами закрыли наш женский салон на ремонт-реконструкцию!.. И я лично… напоминала… Вам!.. Как комсорг и второй секретарь!.. А вы сроки затягиваете, да всё чешетесь!.. Это Вам стыдно должно быть! Ай!! Золупа ещё один раз оказывается у Марины «в гостях», но почти сразу выдёргивается обратно. Боливар (назидательно): Речь не обо мне! Почему жопа не бритая, курсант, я вас спрашиваю!!! Вас, быть может, всем взводом за ночь перепробуют в эту жопу, так давайте ещё мир животных себе на лобке заведём?! Я вас в третий раз спрашиваю: стыдно же?! Марина (склонив голову, сама «наворачиваясь» к капитану на хуй, вполголоса): Да… Боливар: Ну а «да», так смелей налазь! (берёт за бёдра решительно будто собираясь «всадить», но приостанавливается вдруг) Нет, достаточно! Так… Не глубже… За залупу очком!.. Крепче держись!.. Пожимай… Молодец… (подмигивает-кивает Серёге) ДОС, крутните настройку там! Серёга подсаживается ближе под Марину и берёт её клитор в два пальца. Марина: Нет! (сильно вздрагивает и продолжает выкрикивать в полустон) Нет!.. Нет!.. Боливар: Обратите внимание, ДОС: каждое «нет» сопровождается рефлекторным сжатием сфинктера! Мою золупу просто душит в объятьях и доит!.. Растяните ягодицы руками, курсант – нам плохо видно! Марина изо всех сил тянет булки в стороны, а Серёга во все глаза смотрит в задницу ей на указываемое командиром сопряжение. Боливар: ДОС, не вставая, записывайте в оганайзер мне! Я потом перенесу в её личное дело. (Серёга протягивает правую руку к столу, хватает перо командира и его раскрытый блокнот; левой он всё также покручивает и чуть дёргает клитор Марины) Готовы? Итак… кольцо эластичное, узкое, нежно-коричневое… Успеваете? Хватка сильная, почти мужественная, порывистая… В жопе тепло… Не кончить бы… Волосы очень-тёмно-каштановые… На каждом «сосущем» рывке её очень и очень хочется выебать… Кажется, с удовольствием бы навернулась по самый корень… Марина охает и протяжно стонет, прервав его речь новой серией безостановочных уже приглушённых своих «Нет!..». Не выдержу… Курсант, соблюдайте субординацию, в конце концов! Вы под старшим под званием!.. Не сметь… Не сметь больше… Не сметь больше жопу сжимать!.. Отставить жопу сжимать, курсант! Отставить сжимать, я приказываю!! Нет… Всё. Ох… Ум-ха… Эх!! Всё!!! Крепко зажмуривается, кончая, сильно дёргаясь тазом в Маринкином теле. С минуту на сцене стоит тишина, нарушаемая лишь скрипом командирского пера в руках у не перестающего что-то писать Серёги. Боливар (с напускной досадой): Всё-таки выебал, а?! (со звонким влажным щелчком выдёргивает из задницы хуй и предъявляет «в доказательство» Серёге) Видал? До сих пор аж слезится ещё! Нет, конечно же, дело полезное… Но медосмотр всё-таки… Бля! Что-то не так… (смотрит на почти распластанную по столу под ним Мариночку продолжающую тянуть себя за булочки в стороны) Марина, ну как же так можно, по совести, а? Тебя ебут – ты даже не вспотела! Равняйсь! Заслышав команду, Марина резко пытается выпрямиться, но чуть не падает с перенапряжённых в соитии ножек. Боливар подхватывает её широкой ладонью под пизду и «выравнивает». Боливар: Курсант Ковалёв, назначаетесь ответственным! (заправляется) Курсанта Томину сейчас же на плац, и – три круга лёгкого бега! Затем без промедленья снова сюда… ДОС (недоумённо переводя взгляд со своего дующегося холма в штанах на всё ещё подрагивающую в предоргазменных судорогах Маринку с голой жопою – ему явно хочется…): Товарищ капитан, ночь… В штабе дневальные пооблажаются со смеху!.. Боливар: Ковалёв, ты Родине служишь или дневальным штаба, с удовольствием бы поёп твою мамочку, если бы довелось! У нас здесь приказ командира закон или в что? Томина, тебе помочь штаны натянуть?! Марина начинает одеваться немного быстрей, Серёга что-то ворчит себе под нос и «помогает» ей – натягивает штаны, норовя влезть в них рукой, таскает за грудь, два раза целует. Освещение меркнет. В полной темноте проходит с полминуты-минута. Затем на пространстве между фланг-уголками начинают разгораться неоновые фонари. Серёга стоит посреди/вглубине центральной части сцены – теперь это тёмный предутренний плац. Выхваченный фрагментом света Серёга поёживается от прохлады, а мимо него по авансцене периодически топает кирзовыми «берцами» Мариночка Томина. Серёга считает вслух. ДОС: Один… Сит..тит форон на туп..пу и клуёт своя-ноха… Для на что? – Холотно, бляд!.. Два. Маришь, давай побыстрей, заебался стоять! (начинает подпрыгивать на месте и, дождавшись Марину, устремляется вслед за ней) Три… Всё, погнали! Снова перемена освещения. Канцелярия. Справа – окно, слева – дверь, прямо – Маришкин оплот целомудрия на ржавом шурупе. Командир роты курса сидит в своём кресле, потягивая растопленную Серёгину пахитоску. На пороге – запыхавшаяся Маришка. Перед ней, держа её за руку, потирающий ухо Серёга Ковалёв. Боливар (крайне весело): Чё, блять, набегались?! Делать нехуй больше, как по ночам по плацу гасать! (встаёт, подходит) О, сразу другое дело! Отлично!.. Ага… Вручает переходящее курево Серому и подходит вплотную к пыхающей во все лёгкие Марине. Боливар: Вот… Умница! Взмокла краями! (лапает её через форму, пока надолго не встряёт под мышками, на которых от Маришкиного бега по гимнастёрке расходятся большие тёмные пятна горячего свежего пота) Ну всё. Раздевайся совсем! Всё, кроме штанов. Штаны и бельё до лодыжек! Путаясь во всё ещё непривычно громоздких для неё элементах форменной одежды, Марина с трудом выкарабкивается, наконец, на свежий воздух и застывает в полнейшем смущении перед двумя пожирающими её мужскими взорами. Ладошки её непроизвольно скрещиваются на вновь алеющем и дыбящемся клиторе. Боливар (бережно): Нет, это не надо… (капитан присаживается перед ней и сам отводит в стороны её руки) Серёга, давай аккуратно суй в задницу только башку, а я устрою ей месть и закон… Курсант Томина, ноги на ширину плеч! Чуть присесть! Ниже! Жопу назад! Растопырь! ДОС (спешно расстёгивая штаны): Товарищ звезда-капитан, разрешите в пизду! Я в жопу стремаюсь истись! Боливар (гладит Марину по животику): Под трибунал захотел? Серёга, ты, блядь, дезертир! Не, сейчас не могу разрешить – мне пизда по другому нужна!.. (начинает тягать вверх и обратно клитор-торчун; на лице его под мягкими усами играет улыбка) Зря ты, Томина, жопой сжимаешься так… Ох и зря… Ой, что будет теперь!.. Мариночка тревожно перебирает ножками, в то время как Серёга, надувая щёки, принимается совать ей хуй в задницу. С полминуты у него не идёт и, когда у зрителей уже чуть ли не кончается терпение, Серёга «въезжает» сразу на всю длину. Марина вскрикивает, но сквозь крик её прослышивается мягкий урчащий мур удовольствия… Серёга начинает мерно накачивать Марину на всю глубину. Боливар (уже почти сдаивает Маринку за клитор): Ну вот!.. Вот уже и приехали!.. ДОС, приготовьтесь, сейчас будет немножко мокро… Но Серёга уже не слышит его – он, зажмурившись, сам начинает кончать: убыстряет темп толчков в Маришкину задницу до невозможного и ловит глубокие вздохи широко распахнутым ртом… Марина вся выгинается ему навстречу и активно-беспорядочно двигает попой. Марина (в явной эйфории накатывающего оргазма): Нет!.. Нетушки… Нет!.. Она сильно присаживается, чуть не снимаясь с хуя совсем… Но Серёга тут же догоняет её и так резко вгоняет, что у Марины сотрясаются голые сиськи… Мариночка пронзительно ойкает от всеохватившего счастья, сильно дрожит коленками, крепко зажмуривает глаза и… мощно бьёт вниз в болтающиеся на щиколотках трусики и галифе прозрачно-резвой струёй… Боливар (вытирает руки носовым платком и берёт в руки перо, записывает): К тому же и блестяще-полноценные способности к сквирту!.. (оторвавшемуся от Марины и переводящему дыханье Серёге) Надо же – обоссала ведь всё… Три наряда вне очереди! ДОС, отведёшь её подмыться и валите к каптёру, на получение нарядов… Справитесь до подъёма? Серёга пыхтит и смеётся. Марина всё стоит раскоряченная и крупно дрожит голой задницей. Капитан проходит за стол и садится в своё кресло, устремляясь взором к горящим за окном звёздам. Освещение медленно гаснет. Через минуту перед зрителем освещён только правый фланг-уголок сцены – «тумбочка» дневального. Возле поста происходит не слишком активная борьба в полной тишине: сошедший с поста дневальный, охреневший от растрёпанного вида Мариночки Томиной, и с ним Серёга до пары тискают за всё, что попало едва отбивающуюся от них Маришку. Громко клацает замок – видно, как комротакурса запирает тёмную комнату канцелярии и начинает движение по коридору. Дневальный мгновенно взлетает на «тумбочку», а Серёга подхватывает Маринку за руку и исчезает. Освещение плавно, но довольно быстро угасает. В темноте ещё некоторое время раздаются размеренные шаги походки командира роты курса по предутреннему коридору… ... ... ... ... ... ...
|
||||
|
Версия 0.0 2007 |
||||
