|
Сонечка Ладова |
||||
|
Идеика Отжиг e-повести воспламенился когда-то с подачи =Двух Самолётов= (мегахит-триллер "Подруга подкинула проблем"), и мы рассмотрели "поступок Миши" и некоторые иные затронутые в нас аспекты со своей собственной точки зрения - в результате тогда появился рассказ "Два вертолёта". Ну а потом схожие очень внутренние волнения чувствительных струн души в нас вызвали нечаянно перепройденные строки "Преступления с наказанием" одного малоизвестного в Восточном Зимбабве заслуженного писателя дореволюционной России. И дабы поуспокоить хоть чуть пособравшиеся в печаль по судьбам главных там героинь разные внутренние эти диссонансы, пришло решение поиграть с Сонечкой ещё дальше и дальше, что временами довольно забавно и получилось... На данный момент (05.06.2009) повесть почти завершена - не доведены лишь две главы и аппараты вход-выхода... Игровое поле
“Вот такие бывают в жизни повороты «Подруга подкинула проблем», Два Самолёта. Место в общежитии ей добыла Валентина, как свою односельчанку подселив к себе в комнату, из которой, к случаю, на днях съехала её прежняя соседка. – Здесь устраивайся и живи, – сказала Валька. – Комендант-зануда придёт, скажешь по личному распоряжению директора, а то не отстанет гад. И Соня оказалась обладательницей жёсткопружинной скрипящей кровати в обход существенной цепи очередников. Комната была размерами незначительно больше двух втиснутых в неё железных коек, но Соня почувствовала себя на вершине комфорта, оказавшись под крышей над головой. В благодарность Валентине она с первого же дня взяла всю заботу о наведении порядка на себя, начиная с утренней уборки постелей и заканчивая поливанием заведённого ею вьющегося по окну цветка. Общежитейская конурка Сониными стараниями стала приобретать опрятный уютный вид. Соня потихоньку начала привыкать к новым слегка стеснённым условиям жизни, когда полнейшей неожиданностью выяснилось вдруг, что Валентина замужем. – Год уже, – спокойно пояснила Валька в ответ на Сонино изумление. – Он у меня на вахтах, строителем. Заполярный круг ездит строит. Наезжает в два месяца раз. Скучаюсь тут по нему – жжуть! Муж Валентины, Александр, приехал тем же вечером и в каком-то будто вполне естественном порядке стал жить в их комнате, на кровати с Валькой. Соня же в таком повороте событий естественным видела лишь то, что сама она была девочкой, а находиться теперь ей приходилось в условиях с её таким щепетильным положением почти несовместимых и крайне стесняющих её. В первый же вечер она очень краснела и конфузилась при частых поцелуях Александра и Валентины. И каждый раз отворачивалась в сторону, не зная куда себя деть за «праздничным ужином». Ужин этот состоял из бутылки вина, принесённой Александром, и яичницы с картошкой, спешно нажаренной к встрече его Валентиной. Всё это с трудом, но вполне умещалось на втиснутый между кроватями табурет и по всему занимало внимание молодожёнов гораздо меньшее, чем они для себя сами. Александр с Валькой только посмеивались над конфузящейся Соней и над её попытками спрятать взгляд в непреодолимо сузившейся для неё комнатке. Соня одна, казалось, ела, уткнувшись в общую сковородку. Александр с Валентиной же больше выпивали, и поцелуи их становились всё длинней и развязней. В одну из невыносимых пауз неловкого для Сони затишья она случайно оторвала взгляд от уже предостаточно изученного ею дна чугунной сковородки и увидела, как огромная волосатая пятерня Александра жмёт через трусы пизду подруги Вальки… Соня вспыхнула и вскочила. – Ещё по одной! – чем только и отреагировала Валентина на возникшее движение в воздухе. Соня села и с пылающими щеками разлила вино по стаканам. После этого стакана Александр окончательно распустился и совершил тут же, нимало не стесняясь присутствия Сони в комнате, половой акт над с готовностью раскинувшейся Валентиной. Соня не выдержала, и окончания ужасного скрипа дожидалась уже в коридоре за дверью комнаты. Благо кончилось всё достаточно скоро. – Сонька, да ты здря! Не тревожься. Мы не стеснительные – зазря под дверью торчала. Он две недели тут будет жить, так кажн раз под дверьми не настоишь, так мы соскучимши. Оно и ты ж нас пойми! – сказала Валька, когда пунцовая Соня вернулась в комнату. По всему Валькиному бесстыжему лицу была размазана губная помада и она явно блаженствовала в полупьяном своём состоянии после произошедшего с ней, а большие Валькины трусы валялись прямо на Сониной подушке. Александр сидел рядом с Валькой и довольно курил. С этого вечера спокойная жизнь Сони Ладовой благополучно окончилась. В первую ночь она от ужаса не сомкнула глаз, при малейшем засыпании пробуждаемая вновь и вновь начинавшимся скрипом и сопением потных тел в полуметре от неё… Она искренне рассчитывала, что хоть день успокоит их чрезмерную похоть, но сразу же по приходу девушек со смены, Сашка, как его запросто называла Валентина, перегнул Вальку через табурет с которого Соня только успела прибрать остатки вчерашнего ужина и, задрав ей юбку на спину, опустил до колен её трусы. В глазах Сони мелькнула большая белая Валькина жопа с жадной чернотой зёва под ней, и тут же Соня снова оказалась за дверью… На этот раз молодожёны даже не обратили на неё внимания. А после обеда Сашка ещё раз загнул Валентину в проходе между кроватями, и не успевшая вовремя сообразить что к чему Соня оказалась запертой на свой кровати. Поджав колени, она со страхом наблюдала за процессом, и голая волосатая жопа Сашки тыкалась и тыкалась в большой Валькин зад. Так пошло изо дня в день. Соня не знала просто, куда деваться от частых сцен развратного характера между Александром и Валентиной. Причём ситуация значительно осложнилась тем, что обычного возлежания на кровати в своих любовных утехах Сашка не долюбливал из-за сильного скрипа. Чаще он загинал Валентину на её или Сонину кровать, или просто через табурет в проходе и ничтоже сумнящеся ёб. Иногда они справлялись сидя на табурете или вовсе на стояка, а один раз Валька закинула ноги на поясницу Сашке и так, вскарабкавшись, махала чуть не четверть часа вонючей пиздой над самым лицом притворявшейся спящею Сони… Вообще виды, вынужденно открывавшиеся Соне, были ужасны и безобразны до страшного, но одновременно, и в этом бы Соня не призналась даже самой себе, пленительны и завораживающи. Особенно по утрам, когда Александр и Валентина оставались абсолютно обнажёнными со сна и совершали акты совсем рядом или прямо над Сониной кроватью, пока Соня изо всех сил старалась сделать вид, что ещё не проснулась, что впрочем их совсем не тревожило. Когда Александр загибал Вальку над Сониной кроватью, толстые Валькины сиськи тряслись над Сониным лицом и под брюхом у Вальки, в рыжей Валькиной волосне, путались два больших красных яйца Александра, поросшие прямыми чёрными волосами. А когда Сашка загинал Вальку на её собственную кровать, Соню завораживали упруго ходящие ягодицы Саньки, вколачивавшего в Валентину. Когда он отлипал от жены, Валькина жопа всегда была в испарине совместного пота. Пизду Вальки Соня увидела на третий день их «супружеской жизни» и в первый раз даже внутренне содрогнулась. Санька вытащил член и упал на кровать, а Валька застыла в экстазе и разъёбанная пиздень красно-алой дырой смотрела прямо на Соню. И каждый раз, когда Сашка вытаскивал, пизда была мокрой и красной от возбуждения, а один раз по ней словно слюни текло какое-то белое молоко. Но что Сашкина волосатая жопа, что Валькина разъёбанная пиздень кроме первоначального чувства глубокого омерзения вызывали у Сони всё большее и большее чувство какого-то внутреннего ужасающего её напряжения. Она стала с затаённым от самой себя интересом подсматривать за грязными подробностями происходивших действ, благо сами участники, не замечая её вовсе, тому совсем не препятствовали. Только раз Сашка обратил внимание на совсем уже распахнутые глаза Сони, сбоку наблюдавшей за движением его ускользающего от взгляда поршня по Валькиной пизде. – Что раззявила варежку! Вафля влетит! Ща вот Вальку отъебу и на тебя, нето, вспрыгну! Соня испуганно забилась в угол кровати и посмотрела на Валентину. Валентина молчала как ни в чём не бывало и благодушно подмахивала Саньке толстой сракой. Соня поняла, что угроза вполне осуществима и в испуге поджалась ещё больше. Потом на работе Валька сказала, когда Соня подошла к ней в обеденный перерыв: – А что ты думаешь – он одну меня кобелит? Вона – в душ по вечерам зачастил. Кого попадя там ублажает наскрозь. Я вчера Настю толстую видела – вся счастливая шла. Разрозовелась как то махрово полотенце – напарилась! А как в вахте у его там! Там вообще им на всех блядь дежурную выделяют, одну общую на всю вахту. Да я и сама поразмяться люблю… Валентина сильно потянулась налитым телом, а Соню до вечера пронимало внутри от этого её «поразмяться». А на следующий день Соня, заскочив в перерыв за чем-то в комнату общежития, застала Саньку с этой Настей. Александр ебал широко раскинувшую ноги Настю прямо на Сониной постели, не обращая внимания на сильный скрип кровати, который вдобавок ещё и перемежался с громкими криками пьяной Насти. Пятна влаги, оставшиеся от вытекшей из пизды спермы Сашки, всю ночь будоражили Соню через тонкую ночнушку. Через две недели Сашка уехал, и в жизни Сонечки наступило, наконец, долгожданное затишье… “?..” «»,. Вновь Соня стала прилежницей и обрела способность приводить в надлежащий порядок их маленькую совместную комнатку. По утрам они вместе с Валькой выскакивали на работу, а вечерами возвращались в ставшую даже непривычно тихой после отъезда Александра комнату. Но длилась эта спокойная жизнь Сонечки Ладовой очень недолго. Разохочившаяся Валькина пизда будоражила, и Валька томно потягивалась по утрам так, что перед Соней снова возникали недавно увиденные срамные образы. И уже через неделю-другую Валька привела с собой взрослого мужика Сан Саныча, который прихватил ещё и своего приятеля Толяна с собой. За ужином, всё за тем же табуретом, Сан Саныч откровенно лапал смеявшуюся Вальку за пизду. А устроившийся на Сониной постели Толян попытался тискать и лапать испугавшуюся Соню. – Она девочка ещё! – сказала, по-прежнему смеясь, Валентина. – Чего её раскупоривать… – Девочка – это хорошо, – рассудительно сказал Сан Саныч, отрывая лапу от Валькиной пизды и взял Соню за подбородок. – Будем в рот её пользовать! Рука его воняла Валентиныной пиздой, и Соня содрогнулась: – Как – в рот? Слова вырвались сами собой и полностью непроизвольно. – А вот так… – Сан Саныч тут же встал, пьяно покачиваясь, и приспустил почти до колен свои штаны вместе с трусами. Набухший отросток закачался под волосатым животом. Соня вырвалась и в ужасе забилась в угол кровати. – Ну не хочет и не надо, – согласился Сан Саныч. – Сама потянет на клык, защеканка. А ты пока, Валюха, давай загинайся, почистим тебе дымоход! Ужасные выражения наряду с видимой неторопливой опытностью Сан Саныча шокировали Соню, и она, забившись в угол, украдкой посматривала, как Сан Саныч ебёт Валентину. Валентина, вставшая в проходе раком лицом к Соне, была необычно напряжена, по лицу её катились крупные градины пота и она не подмахивала как всегда с гримасой расслабленного благодушия. И только когда Сан Саныч перестал напряженно толкать её в мягкие булки и вытащил хуй, спешно пряча его в штаны, Соня по легкому всплеску запаха догадалась, что ебал он её – в задницу! Глаза Сони расширились, а Сан Саныча заменил Толян, ебавший Валентину кажется все-таки по-обычному. А Сан Саныч присел плотно к поджавшейся Соне и, крепко обняв за плечи, стал лапой водить по её напряжённо-подобранному телу, не обращая ни малейшего внимания на её возражения и протесты, к тому же скоро и стихшие. Влажная его пятерня была горячей и крепко сжимала то плечи, то бока и спину, то икры и ступни девушки. И совсем уже неожиданно к Соне пришла предательская мысль о том, что мужчина первый раз разделся для неё. Она уже видела голого Саньку, но Сан Саныч вывалил свой безобразный отросток не на кого-то, а на неё, и именно её хотел «попользовать». От этой мысли становилось одновременно и страшно, и до озноба внутри стыдно так, что, чтобы не показать своих чувств, Соня немигающим взглядом уставилась на почти привычное уже зрелище Валькиного и Толяна порева. – Что, девонька, нравится? – спросил Сан Саныч, пытаясь раздвинуть плотно сжатые щиколотки и пробраться пальцем до Сониной пизды. Наконец, хоть и с большим трудом, ему это удалось, и его средний палец ткнулся в тугую ткань Сониных трусов. – Здорово Толян Валюху дерёт? Да не жмись ты так, ладонь мне передавишь. Вон, слышь, кости уже хрустят? Соня испуганно приослабила ноги, а Сан Саныч сразу тремя пальцами поддел резинку с краю между ног и оттянул на сторону. Соня почувствовала, уже чуть не теряя чувства совсем, что пухлые её губы вылезли наружу и находятся теперь на полном просторе перед вероломным захватчиком. Соня взмолилась всем лицом. – Ишь брови выгнула! – словно удивился Сан Саныч и отпустил девку, только похлопав слегка средним пальцем по вздутой пизде. Он вытащил руку, и Соня облегчёно вздохнула и в нахлынувшей волне облегчения даже позволила нечаянно Сан Санычу взять её за обе налитые груди, которые он мял с видимым наслаждением и не отпускал уже, пока Толян окончательно не ослаб над Валентиной. – Завтра снова придём, – сказал Сан Саныч с порога уже и шутливо полуобернулся на Соню: – Не журись, девка, готовь лучше к употреблению рот! Соня была немало напугана, но помимо страха вдруг случайно за ночными переживаниями обнаружила в себе какое-то непонятное, полудикое чувство досады на то, что она так и осталась по выражению Сан Саныча «непопользованной», как ни грязно выглядела эта сполошная мысль. На следующий вечер Сан Саныч и Толян действительно пришли вновь. Первым делом Сан Саныч подошел к Соне и провел ладонью прямо ей по губам и лицу. – Приготовилась, защеканка? Пора ебать рот? Соня испуганно ретировалась поскорей на свою кровать. – Ебать рот пора! – вслух ни с чего заключил Сан Саныч. – Это дело завсегда обязательное. Но не будем спешить. Пусть сама слюни распустит… И сел рядом с Соней, крепко прижав её к себе. – Ты давай, Толян, Валюху крепи, а я пока сосочку подраконю… Толян выпил стакан вина и загнул Валентину. – Толян, будь другом, разверни её окуляром сюда, мы полюбуемся, – сказал Сан Саныч, поудобней устраиваясь, казалось, сразу вокруг всей Сони. Толян развернул Вальку очком к Сониной кровати и стал махать над ней задницей почти вплотную перед Сониным лицом. Соня попыталась хотя бы отвести взгляд, но Сан Саныч стал крепко целовать её в шею, насильно разворачивая её лицо к мускулистой сраке Толяна. – Полюбуйся, полюбуйся! Целочкам это на пользу, – напутствовал Сан Саныч. – Быть может соснёшь уже, а? Чего зря ломаться, когда по глазам вижу – хочется… Он заковырялся свободной левой рукою в мотне, и через полминуты выпростал на свет свой торчащий уже прилично конец. Правой же рукой сильнее прижал Сонечку к своей мускулистой груди, очень низко… Соня во все распахнутые от ужаса глаза вынужденно наблюдала во всех подробностях темно-кожистый мужской член уставившийся всем дулом своим ей прямо в лицо. - Запашист, конечно, писун, ну так что ж? – увещевал сверху в полушёпот её Сан Саныч, пригибая всё ниже. – Тут другого и не положено – мы с ним от станка, со смены, рабочий люд… Пробирает? Ничто, если в рот сунуть сразу весь ствол, то проглотишь и не заметишь, вкус только понравится, веришь-нет? Ну что, будешь сосать? Он ещё чуть подтолкнул Сонино лицо вниз и что-то влажно-горячее страшно мазнуло Соню по губам. В абсолютном ужасе она собралась со всеми силами и дико рванулась вверх. Сан Саныч с хмельным восторгом смотрел на её подрастрёпанную голову с объятыми девичьим испугом глазами. Хуй он деловито стал прятать обратно в мотню. - Так что – точно не будешь? Может раз-какой всё же возьмёшь? – он чуть притормозил и снова наставил на неё конца. – А? Коханочка? Раз-какой… за щеку? Видно ведь по всему – хочется… Будешь? - Н..н… - Соня столь резко замотала головой, что у неё чуть не оторвалась шея. - Договорились… захочешь, так упреди… - Сан Саныч окончательно пошёл на мировую, уложил хуй в штаны и приобнял почти вежливо чуть подрагивающую от нервного озноба Сонечку за плечико. В душе у Сони творилось нечто невероятное. С одной стороны она на самом деле была просто жутко перепугана этим лёгким толчком Сан Саныча в затылок, который вынудил её чуть ли не поцеловаться с голым мужским хуем; этими его наглыми предложениями и предположениями; этими не выпускающими её довольно крепкими для неё объятиями… Но с другой стороны весь этот испуг словно в любое мгновенье готов был перетечь в какое-то почти неведомое, горячее и крайне завораживающее чувство заинтересованности во всём происходящем. Ни худая волосатая жопа Толяна, ни хмельной оскал Сан Саныча, ни собственное подкатывающее приступами безволие не казались Сонечке уже безобразными вовсе: со своим глупым оскалом Сан Саныч целовал Соню прямо в рот так, что она чуть не уписивалась, будто в далёком детстве, то ли от избытка чувств, то ли от их утраты… «Сосать» или «брать за щеку» она, конечно, ничего и не собиралась, но один раз она впоймала себя на мысли о том, что ей хочется протянуть ручку и зачем-то ухватить Толяна за болтающиеся под его жопой муде… Сан Саныч теперь не неволил её. Полез левой рукою в карман, достал «Памир», вложил в угол губы, наблюдая искос засмотревшуюся на взъёб Толяныча девку, дежурно тряхнул коробком спичек… И вдруг, всё так же приобнимая за спину, сильно толкнул Соню лицом вперёд! Толян замер, почувствовав, а Сонечкин нос оказался прямиком у него в заднице и он на миг оттянулся в немыслимом кайфе… А Соня задохнулась и забилась от ужаса. Сан Саныч крепко вжимал несколько секунд, а потом отпустил и тогда уже удовлетворённо закурил. Соню просто потряс этот переход Сан Саныча от бесстыдного действа над ней свершённого к полному внешнему равнодушию. Она почувствовала себя брошенной на краю пропасти, а Сан Саныч сидел теперь как ни в чём не бывало и спокойно курил. – Такая вот срака… – никому особенно, так вслух себе, пояснил он. – Привыкай, девка, я тебе опять хуй сейчас покажу. Во всей красе… И, докурив, он действительно полез руками в мотню. Сонечка пугливо поджалась, а он снял на этот раз с себя штаны совсем и голыми волосатыми ногами прижался к её полускрытым платьицем худышкам. Потом отвёл левую ногу в сторону, и Сонечка вновь сразу увидела выпрыгнувший на волю из-под чёрной мохнатости кряжистый напряжённый отросток взбуровивший вверх собой воздух. Сан Саныч взял его в кулак и крепко сжал. Конец побагровел верхушкой и на нём вздулись синие вены. Соня смотрела как завороженная, а Толян, совсем рядом продолжавший живо ебать Валентину, стал всё горячей покряхтывать от усердия. – Ну-к, понюхай его! – сказал Сан Саныч и сразу с силой пригнул Соню за голову к своему паху, попутно двинув левой рукой вниз по стволу, головка багровой шляпой вынырнула наружу, и Соня в испуге распахнула глаза: ей показалось это чуть ли не членовредительством!.. Сан Саныч пригнул и ещё чуть сильней, и носик Сони уткнулся в мокрую капельку на оголённом конце члена. Острый мускусный запах ударил в ноздри, и Соня снова изо всех сил отстранилась. – Будет сосать! – удовлетворённо заключил Сан Саныч, и поцеловал Соню в губы взасос. Тем временем подошла его очередь, и он оставил трепетавшую Соню. Толян расслабленно развалился на Сониной кровати, не побеспокоившись даже скрыть свои прелести, и Соня видела отчётливо его пульсирующий и медлено сдувающийся член между широко раскинутых ног… А Сан Саныч также как и в прошлый вечер ебал Вальку в сраку. Но на этот раз он специально представлял и пояснял всю картину Соне, неторопливо и во всех подробностях вставляя надутый член мокрой головкой в раскоряченный Валькиными руками в стороны зад перед самым Сониным лицом. - Вишь, как дырка узка… Думаешь, не войдёт? Вишь, хочет Валюха-то, аж срака дрожит! Счас, просунем… почешим ей… А ты не стала сосать!.. Зря… После жопы оно не того уже вроде как… не пойдёт… Валюх, ну ты чего? Пёрни, што ли, мне в хуй!.. Сейчас… - член видимо упирался, с трудом раздвигая тугое коричневое кольцо поросшее редкими волосками и вдруг сразу нырнул с головой, натянув ставшее тонкостенным кольцо на себя. Сан Саныч громко крякнул и стал медленно всаживать покрепче, а потом уже вводил и выводил на всю длину, давая возможность Соне видеть грубую и жаркую картину во всех подробностях. Его это видимо сильно взводило и на последнем качке он вынул перепачканный хуй из жопы Валентины и направил к лицу Сони. Соня, будто завороженная пронаблюдавшая всю картину в несколько страстных минут, было отпрянула, подумав, что сейчас он опять нагнёт её лицо к себе, но тугая струя оказалась всё же быстрее её и, вырвавшись из вздутого до предела члена, окатила собой всё Сонино лицо. Соня испуганно заморгала, впервые узнав о существовании мужской молофьи, и поспешно принялась вытираться ладонью. Но Сан Саныч плеснул ещё пару раз и всё утирание превратилось лишь в неловкое размазывание по лицу. Сонечка заметалась по кровати в поисках запропастившегося полотенца… – Эх, здорово приукрасили! – заржал Сан Саныч. – Ну, вот теперь пора и честь знать. Пошли, Толян! Девки сами подмоются… Они не приходили несколько дней и Соня, ночами исходясь от жара, даже решилась и робко спросила у Валентины. – Небось, сегодня придут! – засмеялась Валентина почему-то. – Я сама исчесалась уже… Заявились они снова с бутылкой какого-то своего «хереса» и всё ухватывали за жопу мечущуюся со сковородкой от кухни к табурету Валюху. На Сонечку вовсе будто никто не обращал никакого внимания, и она даже, чуть приободрившись и приосмелев, вполне спокойно присела со своего краешка-уголка к табуретке и принялась за ужин вместе со всеми. – Сначала соску твою поебём, – сказал после первых же выпитых стаканов Сан Саныч, и у Сонечки чуть не пропал аппетит. – Хватит ей мандою водить, у меня ей на рот всё естество извелось! Валька только противно хихикнула, а стол-табурет был дружными усилиями выдворен из межкроватного пространства ближе к порогу. - Хлебни-к чуть для подогреву! – Сан Саныч плеснул чуть в стакан и поднёс Соне вина. В ней всё дрожало внутри от испуга, она отрицательно замотала головой, а потом, неожиданно для себя, резко схватила с ладони Сан Саныча стакан и одним глотком опрокинула в горло. Ничегошеньки не произошло, только сильней забилось сердце и перестало сохнуть от страха во рту. – Ну-к, Толян, пособи! Попридержи ей клыки, чтоб сдуру не отгрызла мне хер, – сказал Сан Саныч, снимая штаны и выпрастывая дующийся уже член. Толян сгрёб сзади на кровати сопротивляющуюся Соню и, силой разжав ей рот, всунул в него по два пальца с каждой стороны. Соня в отчаянии прикусила пальцы Толяну. – Крепко держит! – прокомментировал Толян. – Давай, дуй! Сан Саныч разделся совсем и горячим пахом прижался к лицу Сони. – Пусть попритрётся слегка! Ох-ох-ох, – заскрежетал он над Соней, и Соня ощутила мокрые вспотевшие яйца елозящие по её лицу. – Ну, красотка, поехали! И Сан Саныч, приподнявшись, взял в руку напрягшийся член, сжал и стал совать в узкую дыру Сониного рта между пальцами Толяна. Соня из последних сил сжала зубы и головка не проходила. Язык чувствовал горько-соленый вкус первой капли с головки. – А мы прижалим слегка, – проговорил Сан Саныч и стал гладить Соню по головке, как маленькую. Соня лишь чуть-чуть поддалась ласке, но ослабленная хватка усилилась напирающим хуем, и хуй влез ей в рот. Теперь страх действительно поранить член ослабил зубы совсем, и Соня уже держала пальцы Толяна только для формы. А хуй Сан Саныча влез по самое горло и медленно пошёл обратно. Трёхдневное воздержание сказалось и в несколько фрикций Сан Саныч кончил. Белая пена потекла у Сони по губам, и Сан Саныч удовлетворённо вытащил член изо рта, стряхивая в него последние капли и размазывая головкой вытекшую сперму под носом у Сони. – Теперь ты, Толян, давай. Девочку опробовали, она теперь сама разинет пасть! Или подержать? – Сама… – почти неслышно произнесла Соня, опуская глаза. – Ну давай! Соня открыла рот с красными от растяженья губами, и Толян, лишь вынув из мотни вставший хуй, вставил его в алую дыру. Хуй Толяна был повкусней и потоньше Сан Санычева: в глубину сильно не лез и мелко подёргивался, толкая золупой в язык Сонечке. Кончать в рот Толян ей не стал – лишь почувствовал подход-накат, сразу вытащил и запустил проворный свой ствол за отворот платьица Соне. Соня только почувствовала, как одновременно очень мокро и липко стало по всей левой груди у неё и между ног… А на другой день Сан Саныч пришёл не с Толяном, а с другим мужиком, которого он называл Сергеич. Валентины ещё дома не было, и Сергеич ещё с порога сразу взял Соню за пизду. Соня вскрикнула, а он ухмылялся и не отпускал. – Классная у тебя, Саныч, коза! А в жопу даёт? – Да не, это не Валюха, это соска моя! – сказал Сан Саныч, не делая никаких попыток высвободить Соню. – Она девочка ещё, говорят. А Валюха ещё не пришла. – Говорят? – осведомился Сергеич. – А коза ничего! А ты сам проверял? – Да нет. Валюха сказала. – Так проверим давай! – Сергеич влажно осклабился и поцеловал Соню в рот, продолжая терзать пятернёй половой орган под платьем. – А на деле – давай! – согласился сразу Сан Саныч. – Чай вдвоём удержим, если застроптивится. А там и Валюха придёт. Соня почувствовала знакомую уже дрожь в коленках, а Сергеич задрал ей подол и уже ломал за задницу, всё больше и больше заворачивая на ней трусы. – Пустите… – жалобно попросила Соня. – Пустим… – согласился Сергеич и, подцепив обеими руками, легко разорвал трусы Сони на две половинки и откинул их на Валькину постель. – В рай… – Ну теперь только развести, – сказал Сан Саныч, сам пытаясь нырнуть ладонью под кудри Сониного лобка. – А знаешь что, девка, ты, пожалуй, у нас отсосёшь. Только без одёжи, чтоб платье твоё вслед за трусами не пошло. Ведь соскучилась уж, поди, а? Будешь? Давать? Он взялся пятернёй за мотню, и Соня резко отшатнулась-забилась в объятиях потянувшего ей через голову платье Сергеича: - Нет! Что вы делаете? Нет! Нет! - И как хочешь! Сергеич, хорош! Давай лучше понемногу отпробуем, пока Вальки нет – потом меньше достанется… Сергеич послушно откинул уже снятое Сонино платьице в сторону и согласно присел с Сан Санычем за табурет. В стаканы легли «пятьдесят», из сумки возник один на двоих остро пахнущий малосол-огурец, и мужики зазвенели, прицеливаясь в голубые стеклянные дали. А Сонечка так и осталась стоять в одном лишь бюстгальтере, вся подрагивая и прикрываясь ниже живота обеими ладошками – пройти на свою кровать через расположившийся посреди табурет не было никакой возможности и также невозможно было дотянуться до платья… - С нами будешь? Садись! – Сан Саныч «после первой» блеснул приливом галантности. – Да садись, хватит жмуриться! Как зовут-то тебя? Давай, двадцать грамм, для профилактики! Он привстал и силою почти притянул Сонечку на услужливо подставленный тут же под неё Сергеичем другой табурет. Полуголая Соня сидела, испуганно пытаясь спрятаться за саму себя. - Водку умеешь пить? На одном дыхании! Разом! Давай! – Сан Саныч зажал в кулаке Сони своей лапой стакан с едва покрытым дном и почти силой опрокинул в неё. Сонечка задохнулась в огненном вихре охватившем горло и несильно закашлялась. Сан Саныч пару раз приложился ладонью по худенькой голой спине: - Ну вот! Молодец! Умеешь теперь! – он потрогал себя за мотню. – Закусишь-то чем? Огурцом или хуем моим? Как, понравился в прошлый-то раз? Расскажи… - Н..нет… - Сонечка ослабевшей вмиг ручкой потянулась за надкушенным огурцом и покусала его, чувствуя утихающую волну жара внутри. - Да ты не стесняйся Серёги-то! Чё он – рот не ебал? Ведь понравилось, вижу уже! А? На вот, возьмёшь? – Сан Саныч раззявил мотню и вывалил не стоящий ещё конец. Сонечка почувствовала лёгкий озноб пробежавший по её плечикам и рукам при виде знакомого уже мужского полового члена. - Только сама давай! – Сан Саныч встал с кровати. – Я сегодня с работы устамши тебя разбирать! Он стоял со спущенными штанами перед самым лицом Сони, раскачивая чуть в стороны своими мудями, а Сергеич к тому же ещё стал осторожно олапывать поджатую всю ещё девушку. Сонечка, чувствуя накатывающий приступ всеослабляющей неги, беспомощно прикрыла глаза. Руки Сергеича неспешно хозяйничали по всему её телу, раскрывая всё более укромные уголки, а запах хуя Сан Саныча стал вдруг невероятно резок и почувствовалось тепло мягко коснувшегося её губ тела. - Хороша, хороша… - бормотал одно и то же Сергеич, проглаживая её по спинке, по плечам, забираясь и трогая в лифчике грудки. - Сосать не умеет ещё. Так мы с Толяном так ебём её, по вафле прошлый раз сунули, да и станется. Только разголодили девку… - Сан Саныч, чуть поводив залупой под носом у Сонечки, отодвинулся чуть и ожидал. – Сама, сама давай потянись… Вафли в трубочку сверни свои и потянись… - Хороша… хороша… - щёлкнул защёлкой бюстгальтера, забрался под лиф, сминал соски и ладонью гладил живот Сергеич. - Вот, молодец… - Сан Санычу померещилось чего-то и он вновь подвинул залупу к лицу Сонечки, уткнувшись ей в рот. Соня почувствовала, как безвольно дрогнули и раздвинулись её губы: солёная золупа полезла ей в рот. - Хороша-хороша… - Сергеич развёл в стороны худенькие ляжки девушки и смачно залапал пизду. – Саныч, да она ведь течёт хлеще лошади! Думаешь целка всё-таки? – Вот! Вот так! Посмоктай! – Сан Саныч прижал её голову к себе, делая незаметно для Сони знаки Сергеичу. – Нет, давай уж сама… Он вытянул хуй изо рта начавшей было осторожно посасывать Сонечки и чуть отстранился. Сонечка, как за магнитом, потянулась за ним. - Давай-давай… - Саныч придерживал вставший до упора уж хуй головкой в губах у девушки и всё отстранялся, пока Сонечка не была вынуждена приподнять попку с табуретки. Раздевшийся тем временем вовсе Сергеич присел к ней вплотную совсем и запустил руку под зёв пизды. Голая пизда Сони вновь оказалась полностью в мужской власти. Ладонь сжалась, средний палец нахраписто полез ей внутрь, и Соня затрепетала в лёгком испуге. Но Сан Саныч теперь не дал ей отстраниться и продолжал натягивать в рот надыбленным хуем. – Целка! – удовлетворённо определил Сергеич, сильно надавливая средним пальцем на девственную плеву Сони, и Соня задрожала от возникшего внутри трепета. – Ничего, – сказал Сан Саныч. – Сейчас Валюха придёт, мы научим эту целку фокусы показывать! Товсь, Сергеич, я кажется всё… Сан Саныч просунул до корня конец и пошёл изливаться куда-то Сонечке прямо в животик… Валентина пришла через полчаса, в течение которых и Сергеич отвафлил раз Соню на глубокую в рот. А потом мужики с Валюхой набухались, и оба члена ненадолго ушли в полный аут. И тогда пришло решение напоить Соню. Под настырные уговоры чуть не силком выпитые две полноценные «стограмм» перемешали мир вокруг Сони. Голые тела двух мужчин, Валькино и её собственное поплыли слегка перед глазами… Очнулась она от кошмарного видения: перед её глазами качалась огромная рыжая пизда. Она вздрогнула, но это было не видение. Сама она сидела голая на табурете между кроватями, а мужики с двух сторон лапали её за сиськи, за живот и за ляжки. А бесстыжая Валька стояла, вовсю выпятившись раком на своей кровати, и Сан Саныч слегка подталкивал Соню в затылок, уговаривая: – Полижи! Полижи! Знаешь там оно сладко как! Соня почти отрезвела от нахлынувшего омерзения, но омерзение почти сразу вдруг прошло, и перед Соней алым цветком распустилась сокровенно влажная женская красота. Соня вдохнула запах женского мускуса и почувствовала, как круги вновь уносят вперёд, и вперёд, и вперёд… Она потянулась лицом к пизде и влизалась, страстно хлюпая и внезапно чувствуя причиняемую ей радость… Банно-прачечный комплекс «Надежда» …пока эти дуры, Сонька и Валька, прыгали под душем опустевшей уже общей бани, щипая иногда её за выпяченную задницу, Рената высунулась чуть не по пояс в узко приоткрытое окно и устроила себе перекур. Стояла ранняя осенняя темь городского вечера. В метре-полутора от окна монолитом возвышалась глухая стена первобытно-неотёсанного кирпича, а где-то вверху должны были находиться звёзды. Слева стена оканчивалась совсем рядом гудящим и мирно посвистывающим вертикал-баком бойлерной, справа метрах в тридцати еле виден был тёмный выход то ли в колодцы-дворы, то ли прямо на улицу, а вокруг всё исполнял свежайший осенний, почти прозрачный наощупь, ласковый воздух. Рената подставила распаренное лицо нежным нисходящим под ноги ей струям и с наслаждением затянулась. Воздух пробирался в коридоре из распахнувшегося на груди полотенца по влажным сиськам и смешно щекотал своим мягким холодом. - Ренка, дай! – по заднице шлёпнула уверенно-любящая ладонь, и Рената, не оборачиваясь, передала Валюхе через плечо початого “кэптэн-блэка”. Валюха долго и усердно кайфовала позади, прямо в комнате отдыха, нимало не заботясь о висящем на стене знаке с перечёркнутым напрочь бычком. А Рената, задрав изо всех сил вверх башку, старалась увидеть всё-таки из ночного колодца двух стен звёздное небо. «Хватит уже! А то Минздрав уже предупреждает…», она осторожно нащупала босой ногой лапу Валюхи в резиновом сланце и наступила на неё. Догорающий кайф вернулся к ней также через плечо, Валюха щипнулась и вырвалась из-под ноги, а Рената, вдохнув термоядерный дым, обнаружила вдруг, что находится не одна… Существо явно противоположного пола стояло в двух метрах спиной к ней и, ничего не замечая вокруг, ссало за кирпичный выступ стены. В темноте освещаемого лишь светом из её окна пространства не были различыми ни возраст, ни цвет, ни, совсем уже, черты какого бы то ни было характера. Принадлежность к человеческому роду определялась прямостоянием, принадлежность к своему полу определялась не только прямостоянием во время процесса, но и тем тотальным похуизмом, с которым этот друг обсыкал подвернувшийся угол… Рената, во избежание политических осложнений, прикрыла поплотней упёршиеся ей в бёдра створки окна и продолжила медитативное созерцание процесса под фимиам неспешно тлеющей полусигары. Тип надолгую возился в углу, отливая; потом, раскачиваясь, долго там чем-то трусил и весело кряхтел, получив облегчение от случившегося с ним физического стресса. Судя по тому, что после всего глаза его в эйфории поползли к небу в поисках алмазов и звёзд, товарищ был полностью «готов». Что вскорости и было подтверждено ощутимым запахом крепкого алкоголя, когда он обернулся, застёгивая мотню, в поисках чего-то ещё своего. - О! – глаза у него из синих стали ярко-голубыми. Жаль этого не видно было в темноте… Этот хрен стоял, как ель в новый год и только гудел, соревнуясь с бойлером, от случившегося с ним порыва внутреннего восторга и переживания. Рената затянулась ещё один раз, отбросила окурок и подумала, что голые сиськи её видны наверняка даже и в такой темноте, и нужно бы их было прикрыть чем-нибудь, хоть полотенцем… Она потянула полотенце за края, натягивая на грудь, но тот друг уже сделал шаг, отделявший его от высунутой с плечами в окно голой бабы. Крепко запахло спиртным и умеющим многое хуем. Рената услышала, как хихикают, дурачась под душем, девчонки, и запустила ладонь в позабывшую застегнуться ширинку под горячие и чуть влажные муде. Когда она вывалила их полностью, незнакомец уже спешно шарил руками под вновь распахнувшимся полотенцем по её сиськам, плечам и подмышкам. Хер висел ещё в двадцати сантиметрах от её носа, и пока из него можно было разве что ещё раз поссать. Рената потянула конец себе в рот и аппетитно залупила губами головку. «После пива – самое то!», она внутренне усмехнулась над собой, ощущая на губах целую гамму случившихся привкусов. Хуй во рту у неё встал почти мгновенно, вытянувшись прямо на глазах, подобно выдвижной антенне древнего радиоприёмника. Мужик довольно засопел и сжал в пальцах её налившиеся плотно соски. Она крепко стиснула в губах головку и принялась сильно тягать её из стороны в сторону и на себя от себя, удерживая обеими руками порядочные волосатые муде и круто потискивая ему горячие яйца. Сопение стремительно наросло, и соски запылали, покручиваемые в ухвативших их лапах. Рената, не размыкая рта, несколько раз жёстко запустила язык по нежной уздечке по стволу и головке, потом совсем уже изо всех потянула за золупу его на себя, будто пытаясь губами оторвать ему хуй, и результат сказался немедленно. Яйца заходили ходуном у неё в ладонях, поджимаясь к стволу, мужик закряхтел, взял её за затылок и надвинул горлом на хуй, освобождённые сиськи свободно заболтались в воздухе, приходя в степень крайней неги и возбуждения. Она дёрнула головой, проверяя хватку. Всё было надёжно. С минуту ещё, на невесть откуда взявшемся в нём топливе, он ебал её в рот, и Рената думала: интересно, заметят девки её дёргающуюся жопу или нет. А потом он, видимо взяв себя в руки, решил вытащить. Но в её планы это совсем не входило, и она крепко стиснула губы, чувствуя, как по стволу идут первые пульсации. Совершенно охуевший от такого «сюрприза» мужик протрезвевшими от счастья глазами стоял и втыкал на то, как она отсасывает из его резервуаров случившиеся избытки спермы… В горло пошло поток за потоком произливаемое им его тепло мягкого столь привычного вкуса, и Рената, чуть прибалдев, даже зажмурилась от приступа удовольствия. Темнота между стен озарилась сиреневыми вспышками и с неба донеслось потрескивание рассыпающихся салютов. «А, так это же он с праздника города! А я думала, он в кабаке тут по будничному надрался!», Рената мягко посасывала прикольно сдувающийся во рту половой хер напоминавший ей теперь детский праздничный шарик и думала о том, что девчонок надо завести после сауны потасоваться по ночному городу по случаю этого праздника... Незнакомец, довольно откряхтев и открякав, застегнул с грехом пополам негнущимися пальцами какую удалось пуговицу на штанах и растворился во тьме, а она спешно, чтоб ещё не простыть, вернулась в банное тепло комнаты. После золотого пива и такой же золотой рыбки случайный трёхминутный миньет пришёлся столь к делу, что она с добрых полчаса мурлыкала на средней полке в парной, вспоминая нечайно «вырученного» ею друга, товарища и брата. Валюха отхлестала её берёзовым веником, а Соня уже два раза своими мягкими ладошками принималась делать ей старательный массаж, но Рената не подавала ни малейших признаков сознательной жизни и всё раскачивалась на волнах нежно баюкающего всё её тело безумного кайфа… “?..” «»,. Дальний тупичок в коридоре каждого из этажей представлял из себя предмет особой гордости коменданта рабочего общежития Ковтюха Андрея Васильевича. Именуемый во всех официальных документах «санитарным узлом совместного назначения» и в неофициальных изречениях «сортиром», самим комендантом он звался не иначе как «комнаты гигиенической культуры и пользования». И если комнаты проживания заводского населения заботили Андрея Васильевича поскольку постольку, и были фактически отданы в «самоорганизацию» самому этому населению, то «комнаты гигиенической культуры» находились под его личным неусыпным контролем и уже на втором году его комендантствования были оборудованы столь сносными душевыми, что проживающие в общежитии рабочие стихийно перестали пользоваться заводским общественным душем. А третий год власти над общежитием Андрея Васильевича ознаменовался проведением по всем этажам над утилитарными тупичками дополнительной принудительной вентиляции, геранью в горшочках на подоконниках «санузлов» и товарищеским судом, по настоянию коменданта, над слесарем-первоточником Григорием Глыбой, который в нетрезвом виде звонко выматерился над фарфоровым умывальником в присутствии двух ударниц труда, разглядывая что-то сложное в отражении настенного зеркала, и в грязной обуви закурил… Заводское начальство было в серьёзных отношениях с комендантом, ветераном труда и бывшим пенсионером «товарищем Ковтюхом», поскольку фасад и внутренне-стенное строение коридоров общежития обновлялись им реже, чем отхожие по обще-верхновному мнению места; а культурные программы, за которые был в ответственности комендант, сводились лишь к двум музыкальным миниатюрам в течении дня – трелям радиобудильника по утрам и дежурного звонка отбоя в 23.00 по расписанию. К тому же для организации душевых комендантом самоуправно был введён режим нераздельного на полы использования интим-помещений, потому как из бывшего женского туалета, собственно, и получился уголок стоявших теперь в два ряда кабинок душа. И когда инструктор по ведению общественной и культурной работы товарищ Палицев, прибывший на контроль состояния общежития, громко пёрнул, пребывая за тонкими полированными стенами своего интим-изолятора, а потом, открыв дверь, обнаружил перед собой мелькнувшую улыбкой комсомолку Зарянину, то вышел просто конфуз… чуть не стоивший коменданту его рабочего места и служебного положения. И если бы не крайне активная поддержка рабочей общественности общежития, вставшей на его защиту, то пришлось бы Андрею Васильевичу во второй раз отправляться на пенсию домой, где ждал по вечерам и утрам его внештатный почитатель и неумеренный притеснитель трёхлетний внук Егор. *** …В душе её Валька и научила дрочить. За день до того они обе с Сонечкой взяли по два отгула после беспрерывной декады штурмовщины на заводе. Объявленную ударной десятидневку пришлось работать в полторы-две смены, и окончание потогонной линейки соцсоревнования вынесло их отчасти счастливыми и крайне измотанными в предстоящие выходные. Первый день они исключительно спали и ели. На второй Вальку забередило внутри, и, проснувшись часам к десяти, ещё потягиваясь в постели, она тут же произнесла своё обычное «Мужика б!», которое у неё в хорошем настроении заменяло «доброе утро». Соня открыла глаза и увидела, что Валька сидит, раскорячившись, на своей кровати, замотанная в одеяло и странным образом подрагивает правым предплечьем, будто рука её всё ещё держит станину шлифовального станка, от которого Вальку не оторвать было десять суток подряд. Глаза подруги не менее странным образом были чуть подведены и созерцали что-то на стене над Сониной кроватью. Но над Сониной кроватью ничего кроме календарь-плаката известного артиста Алена Делона не было, и Соня всерьёз озаботилась душевным благополучием передовой шлифовальщицы: - Вальк… Ты чего?.. Столь же успешно можно было обратиться к стоявшему рядом стулу с разбросанным Валькиным халатом. Валька не отреагировала никак, а дрожь под укутывающим её одеялом усилилась и передалась от правого плеча левому. Губы приоткрылись, и стало слышно с трудом удерживаемое дыхание, а глаза окончательно остекленели. Ничего не понимающая Соня испуганно села на постели, протирая кулачком заспанные за сутки глаза. - Вальк… - О-ооох-ххх!!! – вырвалось из разверстых Валькиных уст, и лицо её перекосило от невероятного напряжения. – Ибуцца-в-дуцца!!! А-ааа!.. Застенавшая, как полоумная, Валька задёргалась под одеялом всем телом, заходила задницей ходуном, дико засмеялась и повалилась, захлёбываясь от смеха, на кровать, стискивая изо всех сил зажатые между ног руки. Минут пять Соня совершенно не могла понять, что это, и со всей растерянностью наблюдала бьющееся в медленно утихающих конвульсиях скрученное в комок Валькино тело. Постепенно приступы внезапного хохота стали стихать и прерываться; и только тогда у Сони возникло смутное подозрение, что с подругой всё не так уж и плохо, как совсем уж было ей показалось… - Выдрючилась, бля! – сообщила вернувшаяся к нормальному человеческому состоянию Валька, со звонким хрустом расправляясь вся на постели и отбрасывая одеяло. – Уфх, аж проссалась! На ночнушке её действительно темнело большое влажное пятно, и Соня испуганно заморгала глазами, переводя исполненный ужаса взгляд с покрытого столь очевидным детским позором белья на смеющееся лицо Вальки. - Соньк, пойдём купаться, а? – Валька о своём позоре, похоже, не очень заботилась; она потянула ночнушку через голову, высвобождая свои задорные формы, и подхватила со стула халат. – А то у меня мандень уже, видишь, чешется! - Валь, а чего ты её так… чесала? – Соня уже стояла рядом с ней на пороге, держа умывальное полотенце в руках и всё пребывая в глубоком внутреннем недоумении. - Сама не пойму… - Валька обретающаяся всё ещё в каком-то загадочном настроении и в полной прострации ещё один раз потянулась, зевая, и обернулась на календарь с Аленом Делоном. – Француз этот чё-та зазнобил с утра… Как представилось это его «обхождение» - взмокла вся!.. В душевой по случаю середины рабочего дня никого не было, в предваряющем её туалете сверкало солнце на умывальниках, прогуливался свежий весенний воздух из открытой форточки, и Валькой овладело игривое настроение. - Надо посрать перед баней! – заявила она, ущипнув Сонечку за попу, и кинула своё простыню-полотенце на крючок общей вешалки. – Соньк, ты мыло взяла? Последние слова Сонечка услышала уже из-за перегородки кабинки, пуская струйку в белый фаянс. - Да, и пасту… - Ага! – из соседней кабинки донеслось одобрительное кряхтение, вслед за чем Валька головокружительно пёрднула. - Валь! – Соня, сидя на унитазе, возмущённо дёрнула плечиками. - Чего? – за перегородкой послышался задорный смех. – Можешь так? - Дура!.. – Сонечка обиженно потянулась за бумажкой и промакнула губки забрызганной в процессе пизды. - Соньк, а у тебя хахаль дома, в деревне, был? – спросила Валька, когда они уже раздевались вдвоём в тесной кабинке душа. - Был… - Соня тянула трусики из-под халата, скорчившись в три погибели. – Валька, чего ты впёрлась со мной? Свободно же всё! - Это кто ещё впёрся! – по своему обычаю нахально парировала на лету Валька, завладевая местом под рассеивателем. – А кто мне спинку потрёт? Ебал тебя? - Нет! – Сонечка справилась с остатками одежды и выпрямилась с оттенком лёгкого смущения и возмущения на лице. - Ну ладно-ладно, шучу! – загоготала Валька, открывая тёплую воду. – Знаю, что не початая. Жмись плотней, побарахтаемся! Она притянула Соню за руку к себе, и струи воды окутали их с головой. - Выдрачивались, небось, по сеновалам… За пизду брать давала себя? – Валька сама ловко подхватила Соню под кучерявый лобок, просунув средний палец далеко между тёплых скользких губ. - Нет, ты что… - Соня дёрнулась от неё, но выяснилось, что Валька крепко держит её за поясницу. – Мы целовались только… - Ага, ночь напролёт! Не соскучились? – вовсе не поверила ей Валька. – Скажи ещё, что за хуй его ни разу не трогала! Сонь… по правде… он классно тебя отдрачивал? - Нет, ты что… - заладила Соня, тщетно пытаясь отстраниться и чувствуя, что средний палец подружки забирается ей в лоно. - Классно-классно! Ну, Сонь… ты чего… - Валька вдруг прижала Соню всем телом к нагретой тёплыми струями кафельной поверхности стены. – Нравилось ведь с милым, а? По утрам ещё по разу-другому натирала пизду себе на него? - Нет, ты что, Вальк… я – нет! – Соня сделала отчаянную попытку вырваться из жарких объятий подруги. - Стой! – Вальку вдруг осенило и она даже руки опустила и отшатнулась от Сони. – Ты что это – серьёзно? - Чего? Пусти! – Сонечка капризно надула губки и смело отодвинула Вальку из-под льющихся струй воды. - Ты что – никогда не дрочила себе?!! – до Вальки только начала доходить вся веселуха сегодняшнего утра. Соня лишь смеряла её коротким рассерженно-дутым взглядом, протягиваясь всем высвобожденным телом под чуть щекочущим водопадом. Весь вид её красноречиво свидетельствлвал о том, что она не только не делала никогда ничего подобного, но и не допускала самой мысли об этом! - Вот дура… - Валька даже захлебнулась в искренности восторга. – Это же здорово!.. Никогда не чесала пизду? - Валька, хватит! – Сонечка сердито фыркнула и попыталась отвернуться от неё совсем. - Погоди, Сонь… - Валька ухватила её за ладошку, вернула к себе лицом и вновь навалилась, прижимая к мокрому кафелю. – Это же так здорово… ты что!.. Ладонь её вновь с усилием втиснулась к Сонечке между ног и сильно стиснула небольшую пизду. Палец сразу провалился внутрь и упёрся в девственную плеву. - Валька… Вальк… Пусти… Вальк, ты чего… Ну, Вальк… - Соня чуть задыхалась от этих непереносимых игрушек разошедшейся подруги; попа её билась и виляла по скользкой стене, пытаясь сняться с Валькиной ладони, а Валька всё жарче елозила собой по её прижатому телу. - Ну чего ты… чего… дай тебе подрочу… - Валька тоже дышала всё быстрей и вдруг накрыла всем своим ртом тонкие губки Сонечки. Сонечка испуганно распахнула глаза, чувствуя, как твёрдый Валькин язык скользит кончиком у неё между губ и по зубам, пытаясь ворваться в её плотно стиснутый рот. А внизу из-под живота поднималась целая волна всё согревающего тепла: Валька явно нащупала какое-то слабое и хорошо ей самой известное место у Сонечки и переминала основаньем ладошки стремительно нагревающуюся плоть. Сонечка охнула, и горячий язык Вальки, казалось, полностью заполнил её ротик. А в пизде средний палец нащупал дырку в плеве и стал медленно пробираться к ней внутрь, тесно натягивая на себя тонкую кожицу плёнки. Сонечка застонала и почувствовала, как дрожат её готовые подкоситься ноги и волшебно кружится голова. Коленки её непроизвольно разъехались, ладонь Вальки сразу же оживилась, язык лёг к Соне за щёчку, а перед закрытыми глазами побежали волны нарастающего света. - Аааммм!!! Ам… А. А. А! – Сонечка забилась всем телом под Валькой и крепко обхватила подружку за спину двумя руками, чувствуя, что, наверное, теряет сознание… …Образы реальности плавно возвращались в её отлетевшую напрочь голову. Проливающиеся с неба водопадом тонкие серебристые струйки воды. Дрожащий от волнения воздух. Расплывчатые контуры хохочущей над ней Вальки, намыливающей мочалкой между булок откляченную на сторону задницу… - Чё, понравилось так? Сонька, брось придуряться! На, вот, спину потри… Валька сунула Соне в руки мочалку и призывно обернулась спиной, опёршись о стену. Сонечка, всё ещё в лёгкой ирреальности, заелозила скользкой мочалкой по прогнувшейся крепкой Валькиной спине. Ножки её чуть дрожали, а во всём теле ощущалось состояние какой-то просто космической невесомости. - И жопу! Глубже, глубже бери! Ага… Хорошо!.. Сонечка механически следовала получаемым цэ-у. Валькино «хорошо» пришлось на момент, когда Сонина ручка тёрлась совсем уже у неё между ног по взмыленной волосатой губастой «хозяюшке». Валька довольно посапывала… - Погоди, дай я сама! – Валька ещё сильней оттопырилась сракой, дотянувшись ладонью к пизде. Соня со свисающей мочалкой в руках, прислонясь спинкой к стенке, из своей невесомости наблюдала, как скользит в выпяченной промежности Валькина рука, как дёргаются, захватывая розово-алые створки, её пальцы, как всё сильнее выгибается назад её большая белая жопа… В голове у Сонечки царил полный бардак. - А-аах! Ага!.. Всё… У-ууфх! – Валька с дёргающейся жопой полезла вверх по кафелю, оборачиваясь с довольной улыбкой. – Соньк, а ты чё-эт не моешься? Хватит с жопы моей ржать, умывайся давай! Сонечка, которой пока было совсем не до смеха, выдавила лишь из себя «да ну тебя, Вальк!..» и втиснулась под струи воды. И когда вытирались уже, Валька пристала ещё по разу. - Соньк, сильно понравилось? (Уже вполне пришедшая в себя Соня решительно сделала вид, что обращение адресовано не к ней, и потянулась за маечкой). Сонь, ну ты чё? Правда ведь, а? Не воротись… Давай ты теперь сама себя выдрючишь, а я посмотрю, а? - Валь, ну ты что снова придумала! Мне и так стыдно из-за тебя! Вся горю… - Сонечка, Сонь, ну пожалуйста! – за Валькой редко наблюдались приступы о чём-то моления, и выглядела она даже немножко смешно – Сонечка невольно вздрогнула губками в непрошенной улыбке. – Сядь! Вот так… Растопырь. Сонечкины ножки разъехались в хватке сильных Валькиных рук. Соня старалась не смотреть на собственную пизду. А Валька уже коснулась чего-то там невероятно чувствительного, и тёплые волны вновь поплыли перед стремительно дёрнувшимися вверх глазами Сонечки. - Ага… А теперь сама… Давай руку… Валька ухватила безвольно свисающую вдоль тела Сонечкину ладошку, сжала вместе ей два пальчика и принялась осторожно водить ими между губок у Сони в пизде. Рука Сонечки дёрнулась, пытаясь вырваться, вначале, а потом минуту-другую пребывала в жутком напряжении. Через несколько минут Сонечка, полуприкрыв глаза и откинув голову, самозабвенно дрочила уже сама. А Валька, присев напротив, с наслаждением наблюдала, как бесстыже разъезжаются в стороны всё сильней её дрожащие худенькие ножки. - А-ааааааа!!! – Сонечка застонала на одной высокой плавно раскачивающейся ноте, чувствуя вновь невероятный прилив неземной эйфории… - Девки, вы чё тама – песни складываете? – донёсся откуда-то из соседнего туалета голос Митьки Нечаева, заводского распиздяя и токаря. - Митька, на хуй пойди! – откликнулась запросто в ответ ему Валька. – Ссы в горшок, не мешай, раз уже принесло тебя, хренов прогульщик!.. - Так и скажи – не мешать! – покорно пришёл в согласие Митька, заслышав Валюхин голос, и громко пёрнул. – Не буду… - Вот и молодец… вот умница… - Валюха совсем уже ласково гладила Сонечку по голове в приступе тёплых чувств, прижималась голыми сиськами и шептала на ухо: - Соньк, ты хорошая… Хоть и суходрочка пока… Прелесть какая… Умница… Как Соня оказалась в своей постели, она почти совершенно не помнила... ... “?..” «»,. …Санька Колесин завёлся в Сонечкиных ухажёрах не так давно, но проходу с неделю уж не давал ни на заводе, ни в общежитии. При любом удобном и неудобном случае старался, пользуясь тихим нравом Сонечки, ухватить её то за попу, то за талию, то за ещё какой-нибудь, похоже, жизненно важный для него элемент. И если на заводе его ловкие притязания были ограничены короткими рамками обеденного перерыва и не всегда удачными для него обстоятельствами случайных встреч, то в общежитии, где Санькина комната находилась чуть ли не напротив Сонечкиной, оперативный простор для его любовных мук был куда более просторным. Валентина и на порог не пускала Саньку Колесина с тех пор, как он, слегка погорячившись, уже «хороший» завалился к ним как-то в гости, снёс плечом нечаянно дверцу у шкафа и попытался устроить «ночь любви» на грани полудебоша. Поэтому Санька теперь вынужден был признаваться Сонечке в искренности своих намерений и чувств во время её походов по разной величины нуждам в туалет, в душ или на кухню. Стоит заметить, что кухню Санька предпочитал менее всего, поскольку там рядом с Сонечкой постоянно оказывалась ещё не смирившая нрава Валюха, и была вполне ощутима возможность отхватить от неё, в случае помех Сонечкиному поварскому искусству, первой же подвернувшейся сковородкой. А в санотсеке Санька зажимал и тискал смущающуюся Сонечку по всем углам, каждый раз приходя в неистовое возбуждение от встреч с ней. На этот раз он прижал её у окна душевой и стоически умолял подрочить у него. Сонечка, заскочившая в душ перед самым сном и встретившая его уже на выходе, на добрых полчаса задержала намечавшийся отбой и теперь мучилась и томилась в обнимающих её сзади Санькиных лапах. Санька крепко держал её за испуганно поджимающуюся попу и «убалтывал» (нёс на ушко полувнятную ахинею с жаром горячечного больного). «Сонечка… ёпт… знаешь как… хуй стоит… чуешь жопой?.. третий день не могу… так соскучился… я б тебе сунул в пропеллер твой… хочешь-нет?.. я в тебя сразу влюбился, чес-слово… как увидел, как раком стоишь на конвейере… потрогай писюн… ну, не ломайся ты… пойдём, хоть в кулачок тебя выебу… нет же никого… никто не узнает… я никому», Санькина лапа сжимала чувственно Сонечкину округлую булочку, и Сонечка жутко пунцовела в ночное оконное стекло. - Колёсин, мать твою взять бы, как женщину, ты опять тут устроил притон мне?! – голос коменданта Андрея Васильевича был отлично узнаваем всеми обитателями общежития. – А ты, Ладова, что напружинилась жопою, когда людям нормальным спать давно полагается! Андрей Васильевич часто во время вахтенных ночных дежурств заходил на проверку, снимал вахтёра с поста и драился с нею в своих излюбленных душевых местах общежития. Этой ночью дежурила как раз супруга его, Ольга Андреевна, бывшая на десять лет его моложе и лет на пятьдесят веселей. Ольга Андреевна, проходя с мужем в душ, только хихикнула, увидев, как вздрогнула сжимаемая в тисках Колесиным Сонечка Ладова. На Саньку вежливо-грозное приветствие коменданта всего общежития впечатления не произвело никакого. Дверь за четою захлопнулась и вскоре из душевой кабинки вместо звука долженствующих струй помывки послышались размеренные поахивания и глухие шлепки. «Пойдём… отдрочи…», Санька влился губами в Сонечкину шейку под ушком, отпустил, наконец, её задницу и сильно притиснулся торчащим мотнёю горбом к ней между раздавшихся на стороны под халатиком ягодиц, «На золупу мою полюбуешься… че – не хочешь?.. давай… за хуй подёргаешь… чуешь, сил уже нет… сейчас юбку тебе промочу через трусы… а потом, хочешь, вместе поссым?.. ну давай… погнали… слышишь, ебутся как… щас Василич нальёт той пизде… пойдём, Сонечка…» Он начал стремительно подталкивать передком Соню к приоткрытой двери кабинки. Соня почувствовала, что в ней не осталось ни малейших сил на него, и что ноги сами, будто вне её воли, перемещаются по полу. Санька и дверь не прикрыл, так спешил, выпрастывая на ходу напрягшийся жёстко балдак из мотни. Спешно взял Сонечкину ладошку и положил на свою закатанную в шкурку пылающую золупу: «давай!..». Ощущение её нежных пальчиков на выдающемся стояке чуть не пролили Саньку по сразу же. Сонечка чуть сжала пальчики и нерешительно задёргала кулачком по скользящему в бархатной шкурке стволу. Непропорционально большая головка Санькиного естества ограничивала движение, и кулачок мерно ударялся тыльной стороной в её основание, заставляя Саньку по тихому ржать от прилива нахлынувших чувств. Долго он не удержался и прыснул протяжной струёй Сонечке на халатик: «Ог-ххх-хо!!! Ог-хо-хо!!! Ой, пизда твоя матушка! О-хохо… Давай заново!» Как сильно изголодавшееся Санькино потребство ни в коем случае не хотело довольствоваться разом лишь и боялось отпустить от себя готовую упорхнуть Сонечку и на минуту. Сонечка продолжила возить кулачком по приослабшему на совсем недолго и опять набирающему силу обмоченному и липкому теперь отростку. Санька довольно пыхтел над ней, стараясь залезть к ней за пазуху и залапить маленькую упругую грудь. - Быстрей береди! – от наплыва счастья Санька командовал. – Золупу хочешь лизнуть пока мокрая? Ладно-ладно, не буду… строчи… - Охолонь слега, паря! Поди попроверь, как там дно у моей называется! – раздался над ухом у Саньки голос Андрея Васильевича. – Олюшка мыло пообронила там, не поможешь найти? А я тут и сам без тебя твою голубу приглажу уж… Санька вскрякнул, с трудом отнимая Сонечкину ладошку от своего весёлого хуя, поддёрнул свалившиеся штаны от колен, и наперевес отправился по соседству к Ольге Андреевне. Василич не обманул: Ольга Андреевна стояла раком во всей красе, будто впрямь утеряла обмылок, и в разверсто-гостеприимной щели её блестела одинокой жемчужиной капелька выдавленной полными губками спермы натолкавшего ей супруга… Санька с ходу вдул в лакомо-тёплое влажно чавкнувшее очко Ольги Андреевны, и их обоих с комендантшей стремительно затрясло в темпе скоропалительной случки. - Оёй! Оёй! Ой-ёй-ёй!!! – тоненько завыла на всю душевую Ольга Андреевна: башковитый хуй Саньки Колесина глубоко и распирающе бодро достал… Из-под влажно-кудрявых волос с пизды Ольги Андреевны сильно цвиркнуло по отвешенным Санькиным яйцам упругой женской струёй. Санька захмыкал довольно, трясясь и впустил в глубину ей навстречу молочный поток… - Выгнись, Ладова! – Андрей Васильевич шарил между ножек у Сонечки своей пятернёй – после чуть не часовых терзаний с Санькою у окна в коротких липких кудряшках было мокро, скользко и горячо. – Становись на изгиб, я по-быстрому! Он ловко опустил Сонечку на четвереньки на лавочке, закинул на голову ей подол халатика, чуть приподнял задок и пристроился сзади лицом. Показавшийся Соне огромным шершавый язык его оказался у ней прямо в промежности. Комендант протяжно лизнул и прицокнул: «Целик-красота! Пёрла раковина!» А затем уж засунул поглубже язык и стал тихонько со вкусом посасывать. Сонечку разморило в неге, и тело всё уже привычно невесомо пошло… Она несколько раз слегка вздёрнула попкою вверх и еле слышно простонала, кончая… - Ну-ка спать у меня по домам! Устроили ночь шебарша! – Андрей Васильевич разгонял всё никак не подтянущего штаны Саньку и уже исчезающую Сонечку по комнатам, приобнимал оттраханную супругу за талию и проверял целость щеколд на дверях туалетных кабин… ... Познакомилась Сонечка с этой несколько странной парочкой совершенно случайно, в зелёном автобусе расцветавшей весны. Она возвращалась из обычной своей "раз в сто лет" поездки домой (отгул плюс два выходных). И уже в городе оказалась в по-утреннему переполненном транспорте неспешно пролетавшем положенные свои остановки по маршруту, который уже начал казаться утомлённой давкой Сонечке чуть ли не бесконечным... Но вот, наконец, пошли ключевые развязки и перекрёстки предцентра - добрая половина народа схлынула сразу же. В распахнутые, сияющие солнцем форточки ворвался весенний освежающий ветер, дышать стало легче, и пространство вокруг словно вмиг расширилось до необъятных просторов, несмотря на то, что сидячих мест не прибавилось вовсе, а стоячие всё ещё вакантны были лишь процентов на семьдесят. Сонечка висела, вцепившись обеими руками в высокий поручень, и наслаждалась лёгким головокружением от весенних порывов прохлады струящихся у неё по лицу и смешно щекотавших пушинки волос на открытых подмышках... Когда её взгляд в каком-то транспортно-обычном невероятном полуобороте куда-то вкось наткнулся на эту парочку у задних дверей, она с несколько секунд забавлялась умильно-умалишёнными выражениями лиц мамы и дочери втиснувшихся вдвоём в провал между поручнем выхода и экран-перегородкой площадки заднего ряда кресел, а потом потеряла их из внимания на несколько минут. Осознание того, что в увиденной картине происходило нечто не совсем принятое и обычное, пришло в её голову уже тогда, когда автобус начал плавно снижать скорость перед очередной остановкой... Она решилась взглянуть в их сторону, свесив взгляд уроненной головы откуда-то из-под своего плеча: всё оставалось по-прежнему, за исключением того, что на остановке теперь за спиной этой "мамы" находилась раскрытая дверь. "Дочу" она всё так же притискивала узкой попкою к поручню, левая рука её вполне невинно ещё обнимала девочку за талию, едва касаясь снизу шариков-бугорков юной груди, а правая... Правая рука женщины блуждала у девушки между ног, стискивая и будоража вздутый в обтягивающих брючках лобок под вздрагивающим маечкой животиком. Окружающим, за исключением Сонечки, мало дела было до происходившего на ступеньках - все пассажиры как-то очень удачно были расположены спинами к действию и с вдохновенной благопристойностью взирали на солнечно-зелёные блики стёкол несущегося дальше автобуса. Но Сонечку уже не мог охладить рвущийся из форточек ветер: лицо её пылало, а глаза то и дело рисковали спугнуть в своей неосторожности двух участниц этого непонятно чего творившегося в шаге за её спиной... "Мама" мило улыбалась, полуотвернувшись в окно автобусной двери, а "доча" вздрагивала веками овально чёрных глаз, стараясь не начать дышать вслух... Лодочка-ладошка билась утлым яликом, сжимая в проворных пальчиках нежное затянутое в тугой джинс естество. Когда сил у девушки осталось ровно на то только, чтобы не вскрикнуть в приступе чувств, её очаровашка-мамочка несильно стиснула левую грудку на мгновение в своей руке и окончательно отвлеклась в события утренне-обрадованного пролетающего за стеклом города... Сонечка почувствовала, как невыносимо жарко и до жутко приятного тесно стало в её собственных трусиках... "Мама" с "дочей" пропустили мимо себя целую ватагу приехавших пассажиров и отлично устроились теперь на задней площадке: мамочка запрыгнула на одно из освободившихся высоких сидений, а её девочка-подружка совершенно непринуждённо оказалась прижатой к ней между расставленных коленок. Улыбались и болтали они уже совершенно естественным образом, а Сонечка всё никак не могла вернуться в себя от нечайно увиденного... Приближалась её остановка. *** Они вышли на одной остановке с ней, и Соня только тут обратила внимание на их "антисоветский" прикид: одежда не то чтобы отличалась фасонами, просто присутствовал какой-то непередаваемо-небрежный похуизм в подборе деталей. О подобном способе самооблачения можно было сказать только одно - на рабфаке так не носили!.. Не говоря уже о заводе... Так носили в фильмах про индейское героическое сопротивление в краснозакатных прериях, а нежданные попутчицы проследовали в паре десятков шагов вслед за ней не только по улице, но и по внутреннему двору общежития. - А вы к нам, да? - ... ...
|
||||
|
Версия 0.0 2007 |
||||
