=EroNica=

Малев И.

Агриппа Мусаджиев

Мусаджиев внезапно понял, что он хуем ощущает оргазм. Он со всей силы сжал свой ХУЙ похолодевшими потными ладонями, и гримаса невыносимой боли исказила правильные черты благородного овала его лица. В этот миг перед его мысленным взором пронемлась вся жизнь. А было это так. В 1986 году Мусаджиев (или, как его любовно называли в полку, Мусса) возвращался с фронта. Пятки болели, словно были перемолоты и пропитаны спермой, и отказывались служить ему, – отказывались с тем равнодушием, с каким престарелая кухонная матрона отказывает в благожелательном отношении позвонившему в дверь соседу, по профессии инженеру или чиновнику. И вдруг на своем пути он встретил Ее. Она ШЛА, незамысловато раскачивая жопенью. Женской жопенью; жопой. С этого момента жЫзнь Муссы приобрела таинственный, платонический смысл. За все время общения с нею он так и ни разу, пожалуй, и не поебался. Нашептывал ей на ухо слова, – свои слова, – упирался ей хуем в различные части тела (равномерно покрытого загаром тела), в том числе и в пизду, загонял ей в пизду ХУЙ по самые яйца, молча и с остервенением двигал им, спускал; но ебаться... Ебаться не хотел – не мог, дабы не замутить1) чистоту своих помыслов. В ее же помыслах Мусаджиев не сомневался ни на минуту. Но развязка близилась, и они знали об этом. Черная, волосатая и мокрая в своих проявлениях пизда влекла его непередаваемой в словах непосредственностью. И однажды это произошло... Был май. Она лежала на его плече. Ее влажные разгоряченные, красноватые глазки выражали грусть – как бы невозможность увидеть его ХУЙ, который был в это время в пизде. Его рука гладила ей волосы – нежно, но в то же время агрессивно. И тут Мусаджиев сорвался:... ... Багрово-черные, огромные и упругие капли плыли, застилая собой темную и невыносимо давящую бездну оргазма. – Ебаться! – орал он страшным басом. ЕБАТЬСЯ! ОРГАЗМ! Аглая, да где же ты? – а она была здесь, здесь, всегда под рукой – живая она под его рукой. Серо-фиолетовые клубы дыма вперемешку с пурпурными бархатистыми глыбами кружились и падали, превращаясь в черную, мягко рассыпающуюся под онемевшими пальцами копоть:... Он приподнялся и привстал на ноги, потирая костлявые, оцепеневшие в былом напряжении колени. Она, слегка подъебанная2) девичка, лежала на боку, неестесственно раскинув тонкие ноги. Было неясно, спит она или – нет. Он протянул руку и осторожно пощупал мягкую и влажную, наивную еще пизду. «Ведь подумать только, – сказал он себе, – всего-то и есть, что мокрое, грязное, легко поддающееся движениям пальцев безвольное ебаное мясо.» Мусаджиев встал на ноги, взвалил на плечи рюкзак и пошел по жизни, туда, туда, вдаль... Тихонько насвистывая