Эротическая библиотека Бимена

Кой-о-чёмки

– Именно так все и было, – продолжил я. – Ведь у нас как? Была бы водка, да хвост селедки... Насчет первого было даже больше, чем достаточно. Это я так думал. Суди сам: кроме меня – еще один парень, Шурик, остальное – дамы. Трое. На восемь-то бутылок!

– А селедки?

– Что – селедки? А, закуски? Ну, дамы, надо сказать, поднапряглись. Насчет хвостов, – это я так... Ну, вот. По первой мы, по второй, пятой... Чувствую – кривею. Шурик, хоть и крепится, но тоже – близок. А дамы только обмахиваются: жарко, мол. Ну, ясно – жарко! Скинули мы рубашки, дамы в лифчиках сидят. Три бутылки – под столом, в четвертой – на донышке. Я уж, где б поспать, приглядываю. Шурик с Любой целуется. Я – с Леночкой. Манюня, как самая одинокая, – подливает.

В общем, открываю я глаз (другой как песком засыпало). Ночь. Луна. В углу – смех и шевеление. Поднимаюсь насчет попить и такую картину вижу: Шурик на матрасе лежит, на пол брошенном. На голове его сидит Манюня, голая, об лицо ему одним местом трется. А остальные его "дружка"по очереди – взасос! – целуют. Налил я водички, сел рядом, пью, и обоими уже глазами наблюдаю. Веришь – нет, по видикам такого не видал! Тут Шурик напрягся весь. Кончил, видно. Любе досталось... Подергался Шурик и затих. Ну, думаю, моя теперь очередь.

– Струхнул, поди?

– Да как сказать? Как-то не до того было. Да и состояние, сам подумай: мутит, крутит, во рту – понятно что, и в голове гуд... Пошел к столу, поправиться. Другие тоже потянулись. Как Шурик кончил, так у них интерес и пропал, видно.

Ладно, думаю, шарахну полстакана, – как наркоз будет. И хоть пляшут пусть по мне – по фигу! Разлила Манюня. Выпили. Шурик – тоже, но – не сразу: пока волосы из зубов повыковыривал...

– Ха – ха!

– Зря скалишься. Будто сам не пробовал... Одно дело, когда – в удовольствие. А тут вроде изнасилования... Леночка, гляжу, на Любу косится. А та ей, представь: мол, твоя – следующая. А что – твоя?.. за то и выпили. Смотрю, а под столом – шесть бутылок! Не теряли дамы время-то, пока в отключке был я. А по ним и не скажешь...

Ну, выпили еще, за восьмую взялись. А я, представь, вместо чтоб упасть, – трезветь начал. Упал как раз Шурик, и остался я один в полном окружении. Люба в губы меня целует, да так, что крыша едет. Талант, ей богу! Чую, брюки с меня стаскивают. А я уж и сам желаю, ногами дрыгаю, помогаю вроде. За брюками трусы слетели и – началось!

И гладят меня от пяток, и целуют до самой макушки. Мой "дружок"дрожит от нетерпения. Тут-то его Манюня и оседлала, да резко так, аж больно... Но ничего, прошло, захорошело даже. А Леночка, представь: нагнулась и давай целовать у обоих сразу.

– Не может быть!

– Говорю же! Тут, гляжу, с фланга Люба подбирается. Сначала груди мне в рот сует, потом сама, всей промежностью, влезла. Что делать?.. но запах, я скажу, – обалдеть! И вкус вроде...

– Слушай, не за столом же...

– Да ладно, что я , не знаю, как ты своей вылизываешь? Сама хвасталась: поискать, мол, язычок такой... Ну, вот, получаю, так сказать, удовольствие. Так уже Манюня с Леночкой поменялись. Тут Люба опять мне губы целует. "Дружок"– что камень, и огнем горит. Но, то ли водки избыток, то ли – еще чего... не могу кончить! Что делать? До утра не доживу, думаю. Тут уж и дамы неладное почуяли, или – устали?.. В общем, Люба, как специалистка самая, взялась. То язычком его, то губками обхватит, сперва нежно так, а потом сильнее и – в себя, в глотку самую. Потом опять язычком. Я чуть с ума не схожу. Но – добилась: говорю ж, – талант! Не кончил я – взорвался! Люба, как вроде обещала, Леночку ко мне толкнула. Лицо, конечно, ей обрызгал, но и в рот попало... А Манюня в это время у Шурика берет. Тот хоть и спит, но "дружок"-то – бодрствует! Кончил он и – проснулся. Понять ничего не может. Ну, мы – смеяться. Хотели выпить, раз такое дело, а – нечего. Потому и решили: поспать, а уж с утречка – в магазин, да – по-новой.

– А потом – что?

– Потом чего только не творили! Не поймешь, где – кто. Я даже по ошибке Шурке в рот кончил!

– И что?

– Да ничего. Он, пока разобрался, проглотил уже. А что такого? Дамы же не умирают, даже любят это дело... Так до вечера и прокувыркались. Потом немного передых устроили, насчет музыку послушать, поболтать.

– О сексе?

– А о чем еще? Интересно стало: что еще мы не пробовали? Ну, Люба насчет этого самая искушенная, и давай нам про мокрый секс двигать.

– Это, когда?..

– Именно. Ну, мы с Шуриком в штыки сначала. Как так, мол. А она нам про уринотерапию. Панацея, мол, книжки пишут. Так чем вчерашнюю из холодильника, лучше уж сразу из источника. Полезней, мол, и приятней.

– Да ну?!..

– Ты дальше слушай. В общем, говорит Люба, кто не верит, я сейчас твою – это мне она, – твою, говорит, выпью. А мне интересно, и, главное, пузырь, как раз – под завязку, но, чувствую, – не могу. А она: ложись, мол, расслабься, про клапана так что-то, да я не понял. Ну, все же – лег, глаза прикрыл, расслабляюсь. А Люба рядом прилегла, наготове. Только полилось, а Люба так и впилась губами-то. Я потише, вроде, стараюсь, чтоб не захлебнулась. А хорошо!.. Это, знаешь, как кончаешь, только медленней. В общем, – обалденно! И, представь, сколько было, все– до капли! – выпила! Тут и другим загорелось. К Шуре, гляжу, Леночка пристроилась, а на лицо ему Манюня села. Но он головой замотал: не готов еще, мол. А меня разобрало.

– Неужто – попробовал?

– Еще как! Правда, половину пролил с непривычки, но ощущения! Тут Манюню Люба подменила, но Леночку я уже не осилил. Хорошо, Шурика уговорили. Всем, так – всем, нечестно, мол. Вот так и отдыхаем впятером. За день-два получаем столько, сколько другие и за год не увидят.

– Черт, ты так рассказываешь, что и я бы – не прочь!

– Так ты ж – женатый!

– И что? Женатый, так и не человек, что ли?

– А если у меня, или Шурика в рот взять придется?.. Хотя, если хочешь, можем хоть сейчас попробовать...

И я стал медленно расстегивать свои брюки.

– Ну, вот, иду я, значит, а она – впереди. Я – быстрей, и она – быстрей. Я – потише, и она – потише. И ведь – не оглянется! Но – чувствует. А мне смешно: за маньяка, что ли, принимает? Дошли до остановки, тут автобус, мой. Она – в него, я, конечно, тоже. Тут она ко мне оборачивается. Отошла, видать, да и люди все же. Гляжу – да это ж Светка, на параллельных учились! Она меня тоже признала, хоть и прошло столько. Заулыбалась.

– Я, – говорит, – маньяк, думала.

– Я так и понял, – отвечаю.

Разговорились – как да что... Пока учились, только имена знали, и все. А тут, как вроде старые друзья, встретились. Светка вдруг спохватилась.

– Я, – говорит, – не на тот автобус с испуга села. Мне, мол, в другую сторону.

А мне как раз сходить. Ну, она со мной и вышла. А автобус-то, видать, – последний. Что делать? Денег с собой – ноль, у Светки – есть, но на мотор – не тянет.

– Пошли ко мне, – говорю, – у меня бутылочка есть, посидим, спать есть где. А там – видно будет.

Поломалась, конечно. Но – что делать? – пошла.

Я сперва ничего такого и не думал. Говорю же, знакомство – давнее, шапочное. Просто – меня выручили, почему бы и мне? А мужчина, женщина, – какая разница? Все – люди, всем помочь надо.

Пришли, я – на кухню, картошку греть, колбасу резать. Светка в ванной заперлась. Насчет погреться, мол. У меня столик – на колесиках. На него все поставил, в комнату укатил. Включил торшер – для уюта. Жду. Хотел телевизор, да поздно, – все фильмы кончились.

Светка вышла, каплями поблескивает. Я уж переодетый сижу, в рубашке и трико на голо тело. Не потому что там, а привычка такая, домашняя. Выпили раз, другой. Говорить не знаем о чем. Закурили. Тут у меня, – то ли что Светка рядом? – в трико зашевелилось. Неудобно как-то стало, хотел ногу на ногу, чтоб прикрыть, но Светка, вижу, заметила. Тут я совсем растерялся, куда деться– не знаю. А у нее аж губки раскрылись, и язычок по ним гуляет. И смотрит, смотрит. Поднялась, подошла, на коленки встала, и щекой поверх трико легла, а сама все смотрит на меня. А я – что? У меня аж пот на лбу выступил. И, главное, – все в полном молчании.

Просунула она руки под рубашку и спину гладит. У меня аж мурашки забегали. Она уж ниже опустила руки, под трико забралась. Я приподнялся, сел ей на ладошки, а они горячие такие. Я еще и сам не верю – что ж она хочет? Но трико потихоньку стягиваю. А Светка руки вынула, и рубашку мне расстегивает. Тут уж я не выдержал, хотел резко так трико скинуть. Но Светка руки мои схватила, на плечи их себе пристроила. Ладно, думаю, сама, так – сама. А Светка уж соски мои целует. А я все жду, когда ж она ниже-то опустится. Трико – колом стоит, а снять – не дает. Хотел ей кофту расстегнуть, а она опять схватила руки и – на плечи. Сиди, мол, смирно. А как – смирно, когда я из трико выпрыгиваю?! Но дошла до живота, все-таки, и руки сзади под трико опять сунула, так, что сзади-то оно и снялось. Живот мне целует, а сама задницу мою поглаживает, пальчиками передирает, к самой дырочке подбирается. Чувствую, вводит понемногу в меня пальчик-то. А губами сквозь трико "дружка"моего ощупывает. Ну, думаю, сейчас ведь кончу, и – что? А пальчик ее уже весь во мне, а другой рукой она уже все с меня сдергивает. Слава, думаю, тебе, Господи!

Но не тут-то было. Она еще опустилась, приподняла меня и яичко в рот взяла, перекатывает. Потом – другое. Больновато, но – треплю, в предвкушении, значит. Тут она яички мои в покое оставила, и занялась-таки моим горящим "дружком". Сначала снизу вверх язычком, потом вокруг головки, пощекотала дырочку, слизнув капельку, потом уж всерьез занялась, вбирая его все глубже и глубже. А я чувствую, что – на грани, но – сдерживаюсь, чтоб продлить.

– Ты что, не хочешь? – говорит Светка.

Ну, тут я и кончил, на лицо ей прямо. А она еще и трется об него, втирает им в кожу, вроде крема. Облизала и спрашивает:

– Тебе хорошо было?

А у меня еще дыханье не наладилось, просипел что-то. Но она и так поняла. Повернулась и, не вынимая из меня пальчика, столик придвинула. А я уж првык к пальчику-то. А пошевелит, так приятно даже. Налил, выпили. Чувствую – опять зашевелилось. Тут Светка руку убрала, встала и говорит:

– Может, ляжем?

Было б сказано! Я диван раздвинул, стелю, а Светка на кухне в холодильнике гремит. Смотрю – огурцы несет, у меня свежие были. Хотел за ножом сходить, порезать, а Светка – потом, мол. Легла. Я – на нее, а она взяла мою голову и к груди своей подталкивает. Я соски ей целую, а она опять толкает, ниже. Тут я понял, что же она хочет. Да я и сам не против. А у нее там все раскрыто, как на ладошке, и влажно так. Я снечала языком поводил, потом бугорок ее нащупал, нежно так целовать начал. Светка выгнулась вся, чуть не кричит:

– Сильней, сильней! Хочу – больно!

Ну, я и впился, взасос, чуть не кусаю. И пальцы туда, потом уж и ладонь. Чем громче Светка стонет, тем больше и меня разбирает. Тут Светка напряглась, совсем дугой выгнулась и – рухнула.

– Господи, хорошо-то как!..

Ей – хорошо, а мне ведь тоже хочется. Я опять – на нее, а она выскользнула, на живот меня повернула и давай целовать мне шею, спину, до ягодиц добирается. А у меня аж дрожит все, так здорово. А она руками раздвигает мне, в самую дырочку целует, языком внутрь попасть пытается. Чувствую, снова пальчик сует, а я и сам уже навстречу двигаюсь, хочу, чтоб – глубже. Тут она меня перевернула и, взяв "дружка"в рот, стала быстро так головой двигать: вверх-вниз. Хочет, чтоб я кончил. Ну, я и не стал сдерживаться. Но Светка его еще долго не выпускала, пока он совсем не съежился.

Выпив еще, закурили. Тут она и говорит:

– Хочу, чтоб ты меня связал, и глаза завязал.

– Зачем?

– Хочу, чтоб ты сделал со мной все, что хочешь, хочу, чтоб мне больно было.

Завязал я ей глаза, руки к кровати привязал, а что дальше – не знаю.

– Ну, что ж ты? Огурцы возьми и трахай с обеих сторон сразу. Чем грубей, тем лучше. Если хочешь, ремень возьми и бей. Не бойся. Мне это нравится.

Огурцы я ввел, только сзади все же маслицем помазал. Жаль, все-таки.

– Дай мне в рот, дай, – застонала Светка. – Да не так, развернись. Прямо в горло бей!.. О!..

А я и сам уже разошелся, до самого упора вбиваю своего "дружка" в ее открытый и почти неподвижный рот, а руками все дальше и дальше огурцы толкаю, пока оба не скрылись в ней совсем. Только пальцы еще могут их достать, но я еще дальше их запихиваю. Тут я и кончил, в самое ее горло, и только Светкин хрип заставил меня немного вынуть, чтоб она совсем не задохнулась. Тут я и вспомнил про ремень.

Выдернув ремень из брюк, я перевернул Светку на живот и вытянул по ее белой попке, сперва – несильно. Светка застонала, и я, разойдясь, вытянул так, что красная полоса вздулась. Это было так возбуждающе, что я стал хлестать, что есть силы, пока Светка сама пощады не запросила.

Ну, а дальше... Что дальше? Огурцы, конечно, вынули, и что примечательно, – съели. А что? Очень даже сексуально! Хотела Светка и меня связать, да я не дался. Как-нибудь потом, мол. Но потом – не было. Утречком ушла, я спал еще. Ни записки, ничего. Где, в таком городе искать? Да и не искал я. Так-то все прекрасно было, но вдруг, думаю, свяжет спящего? А работа у меня – сидячая...

– А что – муж? Муж, в смысле профилактики триппера, поэффективнее гондона будет. Так что мне одно время мужья очень даже нравились. Придешь к такой дамочке – и уходить не хочется: столько удовольствий и за деньги не получишь. А тут, – на халяву – коньячки-фруктики, деликатесы всякие. А в постели! Говорю же, – почти каждой можно курсы проституток открывать. Конечно, с мужем насчет этого не очень. Что делать? Жизнь! А главное, и без резинки почти стопроцентная гарантия. Хотя, конечно, времена – не те. И как только забудешь, что сейчас творится на всех фронтах вообще, и на семейном в частности, во что-нибудь по недогляду вляпаешься. Вот и я...

В общем, с этими реформами я года три, наверное, чуть не сухари грыз. Хорошо, чьи-то жены подкармливали. А тут друга встретил, в одном дворе жили, вместе пить учились. Да разъехались как-то. Лет десять не виделись. Крутой такой, улыбка – в сто карат, на шее – еще больше. И машина явно не японская. В общем, работу предложил. А чего ж отказываться? Два лимона да сутки через трое, плюс что сам смудришь. Ну, тут уж и я к дамочкам кой-чего прихватывать начал. А как же, помню, и – ценю! Вот и познакомился с одной в баре.

Тяну коньяк (слабость моя), а она сидит, одна, скучная такая. Ничего не пьет. Как так, думаю, мне – хорошо, почему другим должно быть плохо? Заказал ей раз, другой, оживилась вроде, говорить стала. Ну, как она рот-то раскрыла, так я сразу и понял – мое! И колечко на пальчике... В общем – ясно: муж – в ночной. Пахарь, мать его, а жене – выпить не на что! Жалко стало, как про деньги, что их нет, говорила. Ну, думаю, могу я сделать хоть кого-нибудь счастливым? А у меня как раз лимона полтора в кармане было. Крутанулся, – вот они и денежки. В общем, поделиться решил.

Пришли к ней. Так себе обстановочка, "Темп", хоть и цветной, – разве техника? Ну , фиг с ним, с телевизором, не за тем шли. Разгрузили сумки, все есть, что сам люблю, и что она хотела. В общем, стол вполне пристойный получился. Накрыли в спальне, чтоб не бегать. Другая комната, гляжу, – закрыта. Но – фиг с ней, думаю. Не в прятки ж играть. И спальни хватит.

Разлили, выпили, я балык жую, а она опять за жизнь, да про деньги. Я и говорю:

– Да что – деньги? Деньги – пыль! Хочешь, лимон тебе отстегну? Мне, – говорю, – не жалко.

Ну, она , понятно, – заулыбалась. Давно бы так, думаю, и пиджак снимаю. Она тоже выскочила, и уже в халатике заходит. Чувствую, под ним – ничего. В смысле – голая она там.

Снял рубашку я, выпили, я закусил, из брюк вылез и курю. Жду, когда коньяк с балычком поудобней лягут. А она в трусы лезет, обследует, что там и как. А там понятно – как: все, что надо – стоит. Завалил я ее, халатик сдернул, сам ногами трясу, трусы скидываю. А у ней уж ноги кверху, готова, значит. Я и вдул ей без прелюдий. А она так попкой заработала, что чувствую – не продержусь долго, сейчас приплыву. А она меня всякими нежными словами, да вскрикивает опять. А мне – приятно. Ценят!

– Только туда – не надо!.. Только – не тудаа!..

– А куда? – любопытствую.

– Куда хочешь!.. О-о!..

Тут-то я и кончил. Еле успел выскочить, чтоб к губам ее поспеть. Ничего, получилось, ни капли не пролил. Коньячком это дело отметили, да еще раз. Закусил я очень и опять курю. Куда спешить? До утра – далеко, а она – вот она, на коленках моих лежит, "дружком"играется. Ну, думаю, трудись, а я еще коньячку. Выпил, балычок жую, а она "дружка"уж до кондиции доводит.

– Хочешь, – говорит, – "мотылька" сделаю?

– Давай, – а сам, – что за мотылек? – думаю. А она к залупе прямо глаз приложила, и быстро-быстро так мигает. У меня не то что "дружок", я и сам чуть не вздулся, – так хорошо. Все ж думаю: что дальше? А дальше, – развернулась она, на коленки встала.

– Что, – говорит, – за женщина, если в попочку не даст!

А мне и лучше, – все не выскакивать. Вдул, а сам думаю: как так хорошо вошел, хоть и не смазали? Видать, эта дырочка у ней самая популярная, или – предохраняется? А она уже так разошлась, что у меня аж звездочки в глазах позасверкали. Такого я еще не ощущал! Тут уж от нее никаких слов не слыхать, только "Ох", "Ах", да прочие крики-стоны. Я уж кончил, а она не отпускает и, что странно, "дружок"мой еще долго был вполне. Думал даже, что еще раз, не вынимая, получится. Но нет, съежился и выпал-таки.

В общем, мастерица попалась. Все описать – бумаги не хватит. К утру коньяк допил я, собираться начал. Тут про лимон-то и вспомнил, да засомневался. Прощаюсь, в общем, ровно половину даю. Спасибо, мол, за ночь волшебную. А она – в крик!

– Давай, говорит, лимон! Мы на лимон, – кричит, – договаривались. Тут, гляжу, мужик какой-то, тоже орет, пиджак мой лапает. Здоровый, гад! И откуда взялся? Тут я понял, что он и есть – муж, и что всю ночь в другой комнате просидел, сволочь! Что делать? Весовые категории-то разные. Ну, понятно, кинул им остатки, и – в двери. С того случая не клюю ни на колечки, ни на прочие сказочки. И фиг с ним, с триппером: с деньгами это нынче – не проблема.