=EroNica=
Игорь Брусенцов
Мразь
(из повести “Мои бальзаковские подружки”)
Мразь – слово нехорошее…
Можно ли Прекрасную Даму называть мразью? – Идиотский вопрос, верно?
А я с восхищением вспоминаю ту Прекрасную Даму, которая носила это оскорбительное и такое злое прозвище…
Очень хороший мальчик
Мне – 16, и я – “очень хороший мальчик” (так считают все не очень умные лица преклонного возраста). Исправно помогаю по хозяйству домашним. Занимаюсь спортом – традиционным плаваньем, и, ещё не ставшим традиционным, каратэ – до. В школе сплошные пятерки. Зарабатываются они честно. Я постоянно “защищаю честь школы” на всех спортивных соревнованиях. К тому же я ещё и капитан школьной команды КВН. И мы только что выиграли “город”! В общем, все ОК!
Но есть проблема. Единственная проблема это – биология. Здесь в четверти мне светит трояк. А я уже и позабыл о существовании таких оценок. Настроение поэтому – ни к черту…
Прекраснейший человек Наталья Адамовна (директор школы) отлавливает меня в коридоре.
– Брусенцов! Стой! – (Голос командный, как у старшины. – сказывается опыт работы Натальи в “спецшколе” для малолетних урок). – Почему не на уроке?
– Понимаете, Наталья Адамовна, мы сейчас разгружали спортинвентарь…
– А морда чего такая кислая?
– Наталья Адамовна, я пропустил два урока у Мр.. (Быстро себя одергиваю)… у Юлии Александровны (конечно “партийная кличка” биологички Наталье прекрасно известна). Мы тогда репетировали…
– Не мямли! Ну?
– Ну, в общем, в четверти у меня три балла.
– Давай, с ней ко мне!
– ?
– Быстро, я тебе сказала!…
Мразь она и в Африке мразь
Кто же такая Мразь?
Мразь это – Юлия Александровна Морозова.
Морррозззова… Мррразззь…Похоже?
Юлия Александровна – старая дева и неудачница. На вид ей лет двести (в современном летоисчислении 45 – 50.). В свое время Мразь получила “красный” диплом столичного биофака и… Ну, и? В общем, где и как её мотала жизнь, – неизвестно. Известно одно – в главном у Мрази что-то не заладилось. Это ясно. Какой же надо быть дурой, чтобы с таким дипломом идти промышлять в провинциальную школу. “Ватсон, это же элементарно!”
Принесла её к нам нелегкая в самом конце учебного года на смену совсем одряхлевшей Бабы-Лары. У Бабы-Лары стало совсем плохо со здоровьем, и она ушла на вполне заслуженную в веках пенсию. А какая это была классная старуха! Один вид её чего стоил! Орлиный взор в прищур! В зубах вечная беломорина!
– Лариса Степановна, ну какой вы пример детям…, – это ей Наталья.
– Наташенька,– перебивает её Баба-Лара, – я с войны всем пример подаю, и ничего!
Хотелось бы мне посмотреть, кто б ещё так отважился разговаривать с Натальей!
В общем, уход Бабы-Лары нас совсем не обрадовал. А когда мы увидели, на кого нашу Бабу-Лару сменяли…
Мразь заявилась к нам, как Вовочка из старого анекдота (“а я надену все коричневое и буду тем говном, которое испортит вам весь праздник”!). И с первых же минут стала методично обсерать все вокруг – нашу весну, наше настроение, ну, и, естественно, наши дневники!
Тошнило уже от одного её вида. Рожа… Рожа, ну, как…, как у Ломоносова (судя по портрету, который висит в классе) – такая же толстая и круглая. На круглой башке какие-то пегие волосы. Они тоже “ломоносовские”: вроде бы и кудрявые, но кудрявые как-то уж совсем непонятно. Волос на голове, вроде, и много, а лоб – очень выпуклый, полностью открытый и какой-то неприлично голый. Посредине толстенной “мордяки – мордищи” красуется мелкая картошка – это нос; сверху две маленькие сливы – круглые “глазенапы”; внизу под картошкой толстогубый и маленький рот. Pretty women! Красотка!
Но и это ещё не все.
Гармония, так уж гармония повсеместно! При среднем росте отрастить себе такую невероятную жопу! Это надо уметь! Жопа в три обхвата, никак не меньше! К тому же, жопа ещё и “курносая” – вся эта огромная масса в нарушение закона всемирного тяготения умудряется вызывающе оттопыриваться кверху! Общий эффект – что вширь, что ввысь – у Юлии Александровны всё едино!
Буфера (так у нас принято именовать бюст) тоже не подкачали. Я думаю, что она их позаимствовала с какой-то образцово-показательной мичуринской бахчи: это – не буфера, а арбузы. И, наконец, последний штрих: Юлия Александровна – счастливая обладательница ножек, размера, этак, не больше 35 – 36 (по “советским меркам”). Любоваться бы ею, да и только, глядишь и стошнит!
Когда мы попали на урок к Юлии Александровне, то мгновенно оценили все её “прелести”.
И мой боевой товарищ (и по каратэ-до, и по КВН) Митяй безапелляционно провозгласил: “Царь-Жопа”! (по аналогии с известными московскими пушками и колоколами). Все это оценили, и, наверное, Юлия Александровна так бы и закончила свой век в “Царь-Жопах”. Если бы.… Если бы нам не пришлось очень быстро оценить не только её внешность, но и её характер.
Вольготные времена закончились. Причем, Юлия Александровна весьма “конкретно” взялась не только за нас… В нашем дружном педагогическом коллективе вдруг появился нарушитель спокойствия. Она стала лезть в какие-то там учебные программы по углубленной подготовке, делиться с коллегами своим опытом использования новых методик… В общем, очень скоро она так “достала” всю нашу славную школу, что заслуженно завоевала свою новую и на этот раз уже окончательную кликуху – Мразь. И, я думаю, что с нашей легкой руки “старшие товарищи” – учителя тоже взяли это прозвище на вооружение.
Конечно, благодаря нашей неискоренимой любви к шуткам – прибауткам мы с Митяем сразу же попали в число мразиных “любимчиков”.
– Брусенцов, какие ещё существуют мышцы?
– Я думаю, следует отметить также ягодичную мыщцу, преданно глядя на её необъятную жопу, – отвечаю я.
Мразь замирает, а потом бьёт ладонью мне по роже и вылетает из класса. Конечно, мне ничего не стоило увернуться… Но зачем?
На перемене весь наш класс дружно идёт жаловаться на педагогическое хулиганство Мрази к Наталье Адамовне. Мрази делают “втык”, и она на время притихает.
Ну, а потом, естественно, опять за свое. И вот у меня – 3 балла… В общем, – мразь она и есть мразь.
Отвлекся я…
Получив боевой приказ Натальи доставить Мразь к ней на ковер, спешу его выполнить. Совсем, как у Фазиля Искандера, – “с нагловатой улыбкой обесчещенного” я иду призывать Мразь на суд истории…
– Юлия Александровна!
– Ты как посмел ворваться ко мне на урок? (Ох, какие мы крутые! – Сейчас ты, сука, запоешь по-другому!).
– Юлия Александровна! Вы меня, пожалуйста, извините, но Вас срочно вызывает к себе, Наталья Адамовна.
– Что случилось? Почему с урока? (Что, мразь, бздишь, когда страшно?).
– Юлия Александровна! Я, к сожалению, не знаю… Но Наталья Адамовна просила, чтобы Вы прямо сейчас к ней пришли (Усралась, падла! – Вижу, вижу, сучища!).
– Ну, хорошо, ребята (это Мразь обращается к классу). Я сейчас – к директору. Пожалуйста. не шумите.
Пожинаю лавры! – “Пришел, увидел, победил”.
Цезарь освободил народ от Мрази! Весь класс трепещет от восторга! Дамы покорены и бросают в воздух чепцы; юнкера, свободные от знамени, спешат к аналою!
В приемной секретарь директора Мария Осиповна Сосницкая (в народе – “Моська-Соска”), лет, эдак, под триста – четыреста (сейчас “омолаживаю” её до 70 – 75).
– Юлия Александровна! А почему Вы не на уроке? (Душа моя поет!).
– Мария Осиповна, Наталья Адамовна просила (Это тебя, мразь, она будет о чём-то просить?)…
– А, да… да… Проходи (Про “Вы” Соска тут же забыла).
Мавр выполнил свое черное дело и может уходить… А как же!
– Брусенцов! Проходи! Я ясно сказала – проходи, а не уходи! Чего стоишь? (Наталья Соску явно обо всем проинструктировала!).
Прямо с порога слышен громкий рёв (Наталья Адамовна разговаривает по телефону):
– Тебе – долбаку, платёжку дали?… Совсем охренел?… Можешь… Что?… Ну, давай, прямо сейчас и пиши.. Пиши, пиши, писака-срака… Да! Ты меня понял оччччень пррравильно. Прямо… Прррямо сейчас своё сраное заявление и пиши… Да... Ага... Да я его… Пррравильно понял… Да насрать мне на твои… Ты меня что, совсем за дуру держишь?… Ага... Ты ещё пиздони мне про своих папу и маму… Всё… Всё, я сказала… Ррработай, мудила с Нижнего Тагила!… Ты, что, не понял? Не понял?… Да, люди у меня!… Ждут!…Уразумел?… Люди!… Всё, Сергей Иванович! Конец связи!
Нет, ну какой же человек Наталья Адамовна! Я просто балдею.
Кстати, кто такой Сергей Иванович… Это не просто – классный дядька. Он ещё и завхоз, и муж Натальи. Но у них – свое… Хотя… Хотя… Я иногда вижу, как они “под ручку” выруливают из школы… И я задумываюсь (не рано ли?)… Я задумываюсь о том, что когда я доживу до их преклонных лет (40 – 45), мне тоже захочется, чтобы меня вот так же держали под руку, бдительно следили за тем, чтобы я не споткнулся; и не менее бдительно озирались по сторонам в поисках вероятных соперниц (Ну, конечно! Каждая “б” только и мечтает о том, как бы украсть это сокровище – Сергея Ивановича прямо из-под носа!!!)
Опять отвлекся…
Использование ненормативной лексики в присутствии ученика. “Нормально, Григорий? – Отлично, Константин!” И, конечно, разные там педагогические задрочки-заморочки (вроде преподавательской этики) – хрюхня!
– Юлия Александровна! Вы знаете Брусенцова? (Какой класс!).
– ?
– Нет, Юлия Александровна! Если бы Вы его знали… Да… Юлия Александровна! Вы, вообще, находите время для общественной жизни школы? (Стиль блеск!) Вы бы как-нибудь поинтересовались! Или, совсем Вам это не нужно? (Я угораю!).
– Наталья Адамовна!
– А я ведь ещё не закончила!
– Извините… (Праздник сердца – Мразь уничтожена и бьётся в конвульсиях!). – Так вот…
Опять звонит телефон.
– Нет… Да не буду я … Ты что, совсем охерел? … Да? Ох… Ну, да, конечно… Ты – подонок… И… ты… Понял? Ты – мне не указ… Понял?.. На бюро? Давай… Давай… И не забудь там пиздануть, к чему ты меня склонял… Отбой… Сука…
Атмосфера – класс! А сволочная Мразь сидит ни жива, ни мертва.
Увы, счастье не может быть вечным...
– О! Ну, ты, конечно, расцвел! Кретин! (Это Наталья обо мне!). Иди…
– А ты, Юлия Александровна, останься (Ну, мать честная, совсем, как в “17 мгновениях весны”: “А вас, Штирлиц, я попрошу остаться!”).
В общем, чем там у них всё закончилось – не знаю. Но мои отношения с Мразью после того, как она проставила мне пятерки и в четверти, и за год (уверен, что вполне заслуженные!), не улучшились. Да, и хрен с ним, ведь уже каникулы!
Но тут в школе разразился ремонт. Наталья где-то “выбила” огромную кучу разных стройматериалов, ну и, естественно, тут же сыграла общий сбор. Всем сознательным явиться и помочь школе в этом нелёгком и ответственном мероприятии!
Куда ж тут денешься? Я – “прогрессивная общественность”, и вынужден участвовать в любом подобном дерьме. А Митяй – сука – умудрился сломать на тренировке руку. Надо было видеть, как он в гипсе, с лицом, на котором ясно читались все неземные муки, явился участвовать в “общественном мероприятии”. При виде самоотверженности геройского Митяя Наталья всплакнула, смачно поцеловала Митяйский лоб и отправила его лечиться и выздоравливать. Чем он, скотина, сейчас и занимается. Предки бедного Митяя укатили на три недели за бугор в командировку. И теперь несчастный, смертельно больной Митяй в своей опустевшей трёхкомнатной хате вынужден регулярно принимать сеансы лечебного минета, которые ему устраивает соседка Вика. Жаль пацана до слёз!!! Ох, как же мне его жаль!
Другое дело – я. Мне везёт намного больше. Каждый день я должен переться в школу. Но и это – ещё не всё! Мне и “участок” достался на зависть всем – кабинет биологии! В соответствии со всем вышеописанным – классно, да?
Ну, вот, вроде бы, и всё… Всё закончено: помыто, покрашено, расставлено. С облегчением отмываюсь в душе нашего спортзала, переодеваюсь (у меня здесь на правах заслуженного спортсмена есть свой персональный шкаф). Мать честная, да ведь я же забыл в классе свою спортивную сумку! Придётся возвращаться!
“Гарюня, ну, нельзя же быть таким рассеянным!” Я лишний раз убеждаюсь в правоте своей бабушки. Ох, пора бы к советам старших начать прислушиваться!
Возвращаюсь в этот долбаный кабинет.
Тут меня уже поджидает очередная радость. И на этот раз “полным кушом”!
Охваченная ремонтным порывом, Мразь мазнулась задницей о свежевыкрашенный подоконник. Спросите, а при чём тут я? Поясняю…
– Игорь, я испачкалась, а самой мне неудобно оттирать краску. Пожалуйста, оботри… Вот тряпочка...
Ну, что тут делать?! Плюнуть и уйти?..
Пока я раздумываю, Мразь поворачивается ко мне своей необъятной задницей, туго обтянутой чёрной юбкой. Прямо по центру – широкая белая полоса…
“Ооосс! Ооосс!..”, – приговариваю я про себя (так самураи мобилизовали свой боевой дух в неравных поединках с превосходящими силами противника!).
Зажмуриваюсь (так тошно на всё это хозяйство смотреть!) и начинаю елозить тряпкой по необъятным телесам. Телеса в такт моим движениям колышутся… И это колыхание – единственный эффект. Краска только размазывается, а белая полоска постепенно превращается в большое белое пятно.
Мне противно. Мало того, что эта гнида дала мне по морде, так я ещё должен оттирать краску с её вонючей задницы.
А дальше – больше. Совсем “атас”!
– Игорь, пойди, пожалуйста, в лабораторию (это Мразь так громко о своей поганой кладовке в задней части класса) и принеси растворитель, а то так не ототрешь!
Взялся за гуж (только вот какого хрена взялся!?)… Иду – деваться некуда. В кладовке стоит запах реактивов, пыли и ещё чего-то затхлого. Тоска и обречённость овладевают мною окончательно. Роюсь среди разного хлама, банок – склянок…
Опять:
– Игорь, ну что ты там застрял? Тебя только за смертью посылать…
Молчу, вспоминая про себя всю известную ненормативную лексику….
Заходит (понимаю это по скрипу половиц).
– Ты не слышал, что я к тебе обращаюсь?
Ну какая же ты гнида, – думаю про себя.
– Нет, не слышал!
– Ладно, сама найду.
Шуршит, выдвигает-задвигает, перетряхивает… Нашла.
Предвосхищаю “долгожданное” повторение процедуры чистки жопы!
Состоялось: тру тряпкой, смоченной в растворителе, морщусь.
В такт моей руке необъятная юбка (вернее – необъятная жопа) сотрясается. А толку? Толку-то – ну совсем… Белое пятно продолжает расти. И всё – хоть застрелись!
И опять следуют наставления:
– Игорь, ты всё неправильно делаешь. Нужно что-нибудь подложить изнутри твёрдое, а то ты всё размазываешь (И как это ты, блядь, всё так быстро сообразила?). Сейчас что-нибудь найдём.
Итог поисков – атлас по биологии.
Ну, и что дальше с ним делать?
Проблема решается просто: Юлия Александровна, поворотившись ко мне своей фундаментальной задницей, пытается левой рукой задвинуть под юбку атлас, правой рукой опираясь о полку с реактивами. Толку, однако – ноль. Стоя с вонючей тряпкой в руке, я созерцаю, как этот паскудный атлас распадается на отдельные страницы, не желая проникать под туго натянутую ткань необъятной юбки. Снова претензии:
– Игорь, ты бы мог и помочь учителю! ( Это ты учитель? Сука, в обосранной юбке!).
– Как?
– Видишь, что мне неудобно…
– Ну и?
– Помоги!
Беру атлас (то, что от него осталось) и… задумываюсь – а как, собственно, его засунуть под юбку Мрази?
– Ну, что ты там?
Превозмогаю отвращение, собираюсь с духом (собираю разлетевшиеся листы) и пытаюсь засунуть атлас под юбку.
– Обожди!
Мразь щёлкает, шуршит, ковыряется с какими-то устройствами своей сраной юбки. Я с идиотским видом стою, тупо уставившись в ненавистную жопу. В одной руке тряпка, в другой – атлас.
А вот и результаты её манипуляций. Туго надутая юбка опадает, как спущенный воздушный шар, но могучие телеса продолжают распирать её изнутри, хотя уже и не так интенсивно.
Кладу тряпку. Левой рукой приподнимаю юбку, а правой пытаюсь засунуть под неё атлас… Чего-чего, а такого я увидеть не ожидал…
Такое белье я видел только на картинках в порнушных журналах, которые время от времени привозил “из-за бугра” брат моего одноклассника – торговый моряк.
Не знаю, как уж она в них вперлась, но эту фундаментальную задницу украшали какие-то совершенно сногсшибательные, с мокрым отблеском чёрные трусики, отороченные кружевами.
Влезть-то ты влезла, как-то уже по инерции злорадно констатирую я, но вот кружева твои справа на бедре уже порваны и нитка вон торчит, как раз посредине – ни к селу, ни к городу…
Но тут во мне что-то внезапно изменилось…
Не могу понять, где я, и что со мной происходит…
Перед глазами прекрасный огромный зад, туго обтянутый изумительными чёрными трусиками...
Бросаю на пол этот идиотский атлас…
Её зад я только приоткрыл. А я хочу увидеть его полностью.
Я задираю юбку, и зад Юлии Александровны открывается передо мной во всей своей могучей красе – два огромных живых полушария, дразняще оттопыренные вверх. Трусы так туго обтягивают и “обдавливают” её тело, что под кружевными оторочками багровеют неровные, словно зазубренные, полоски.
Я теряю контроль над собой и начинаю стаскивать это галантерейное чудо, обмирая от того, как из-под трусиков, повинуясь моим движениям, появляется (выжимается, как из-под пресса!) плотная, белая, манящая плоть.
Не встречая сопротивления, я постепенно стаскиваю, точнее скатываю их, опускаясь всё ниже вслед за своими руками. Вот, наконец, я на корточках у её ног, а чёрные валики трусиков – на белых пухлых щиколотках Юлии Александровны.
Соображаю я весьма туго и словно со стороны смотрю на себя, предвосхищая неминуемые последствия этого безрассудного поступка…
То, как она реагирует, оказывается для меня полной неожиданностью…
Мр… Юлия Александровна рыдает…
Рыдает очень громко и очень тоскливо…
Рыдает, приподнимая свои маленькие ножки – сначала правую, а потом левую, помогая мне снять свои трусики окончательно.
Я продолжаю сидеть у ног Юлии Александровны, а перед глазами опять эта замызганная чёрная юбка.
Юлия Александровна рыдает… Медленно, словно через силу поворачивается. По её круглому лицу текут слезы, глаза закрыты.
Я встаю и смотрю в её скорбное лицо. Она открывает глаза и смотрит на меня.
Её продолжают сотрясать рыдания. А меня уже и самого пробирает дрожь…
– Юлия Александровна, Вам… Вам плохо?
Она молчит…. Обеими руками обхватывает мою голову и прижимает к себе. Моё лицо прижимается к её пухлой, мокрой от слёз щеке. А руки мои висят, как плети, и я не знаю, куда их деть…
Как-то само собой моё смятение постепенно отступает. Я решаюсь обнять Юлию Александровну. Обхватываю руками её большую, тёплую и внушающая такую безумную жалость спину...
Юлия Александровна постепенно успокаивается и чуть отводит от себя мою голову. Пристально смотрит мне в лицо. А потом опять притягивает к себе.
– Гоша, милый мой мальчик! – (Как я ненавижу такое обращение с моим именем! Я – Игорь! Ладно, готов терпеть “Гарри”, “Гарюня”, “Гарик”, но это…).А она очень нежно, по-матерински целует мой лоб, щёки, нос, глаза… – Гоша! Поцелуй меня!
Я отрываю свои ладони от её теплой спины и обнимаю её голову. Приникаю губами к толстому, зарёванному, бледному лицу. У Юлии Александровны полные, чуть вывернутые (“по-негритянски”) губы, а рот… Рот такой маленький… И я целую этот маленький ротик очень бережно. Сначала верхнюю губку, потом – нижнюю, а потом полностью засасываю в себя весь этот маленький рот… Я всовываю в её ротик свой напряженный язык и тут же наталкиваюсь на её поджидающий меня мокрый и нежный язычок…
Наш поцелуй продолжается очень долго. И я уже совсем без страха, как-то “по-хозяйски” оглаживаю не только спину Юлии Александровны, но и её восхитительные бёдра и зад, задрав вверх эту сволочную юбку. Своим окаменевшим членом сквозь джинсы я прижимаюсь к ней все плотней…
Очередная смена настроения Юлии Александровны полностью сбивает меня с толку.
Она произносит как – то очень спокойно и буднично:
– Ну, хватит себя мучить. Идем!
В той части “лаборатории”, в которую я плетусь вслед за ней, почти совсем темно. Я продираюсь сквозь какие-то завесы из больших анатомических атласов или географических карт (хрен их разберет!), которые, как жалюзи расступаются передо мной.
Впереди щёлкает выключатель и вспыхивает свет. Оказывается, что здесь есть ещё одна каморка – длинный и узкий чулан без окон. Боковые стены с пола до потолка – это стеллажи с какими – то приборами, склянками и прочим хламом, а у дальней стенки стол с ярко горящей настольной лампой. Не рассчитав, я врезаюсь в спину Юлии Александровны.
– Ох, извините!
Она оборачивается и молча смотрит на меня. Взгляд – какой-то диковатый и при этом очень сосредоточенный.
Молча, не отрывая от меня своего пристального взгляда, она чем-то опять щёлкает на своей многострадальной юбке. И как-то очень ловко и быстро умудряется избавиться от неё.
На Юлии Александровне остаются только черная блузка, застёгнутая на все пуговицы, и туфли.
– Гоша, иди ко мне! (Хорошо, что идти недалеко, потому что ноги у меня опять ватные).
Родное материнское лицо улыбается мне очень мягко. А я не знаю, куда смотреть. Я не могу оторвать взгляд от этого любимого лица! Но я не могу не смотреть на эти ноги и на этот живот – на всю эту полную до краёв жизненными соками красоту зрелой женщины, которая так долго была от меня скрыта.
Я задыхаюсь… Передо мной длинные плотные ноги, массивные бёдра, толстые икры и… и очень маленькие пухлые ступни с маленькими пухленькими пальчиками, которые тоже теперь обнажены, когда она сбросила туфли. Из-под блузки вниз свисает толстая белая складка живота, ниже – толстый, выступающий вперёд гладко выбритый лобок, а ещё ниже…то, к чему меня так всего и тянет – уходящая вниз коричневато-багровая расщелинка её розы…
Юлия Александровна стягивает с меня рубашку (моё участие – подъём рук вверх); расстёгивает и спускает вниз мои джинсы вместе с трусами; стаскивает мои кроссовки (здесь я помогаю серьёзней – несколько раз переступаю с ноги на ногу).
Голый и босый … А Юлия Александровна стоит передо мной на коленях…
– Гоша, ты любишь, когда тебе целуют хвостик?
(Ну, и сравнение! Однако, я отчего-то всё время молчу и в диалог совсем не вступаю).
Её маленький рот уже полностью вобрал в себя всё то жалкое подобие боевого органа, которое у меня, скукожившись, сиротливо висело (Какой позор! А ведь только что был, как камень!).
Мягкие, родные, горячие руки… Материнские руки уверенно обхватили мою задницу и ритмично толкают мой торс вперёд – навстречу её рту. Ко мне быстро возвращаются силы.
Как ей это удаётся? Как она это делает! В каком-то упоительном, органичном ритме Юлия Александровна заглатывает мой член до самого основания, вталкивает его в самую глубину своей глотки. И в этот удивительный ритм вовлечено всё это влажное, горячее, материнское, нежное: губы, язык, горло...
Я боюсь нарушить этот чудесный ритм и только послушно поддаюсь её рукам, толкающим мой член в этот неописуемый восторг. И я совершенно поражён. Мне совершенно не понятно, как этому маленькому рту удаётся вместить в себя всё моё внушительное хозяйство и при этом не разорваться. Юлия Александровна натягивает свой маленький ротик на мой член, и от этого её курносый маленький нос словно выравнивается, и кажется даже слегка загнутым книзу.
Я нежно придерживаю её голову и глажу уголки растянутых до предела родных губ. За её напряженными щеками я ощущаю твёрдость своего члена, которому так безумно повезло с этим ртом. Я уже на пределе, и мой восторг должен излиться с минуты на минуту…
Но тут по всему её телу пробегает судорога. Она резко застывает и отстраняется от меня. Мой член остаётся торчать в гордом одиночестве на свежем воздухе.
– Ты что, мразь? – с окончательного дуру вырывается у меня.
Реакция следует незамедлительно – Юлия Александровна опять рыдает. Теперь она рыдает, закрыв лицо руками, подвывая и раскачиваясь.
Я бросаюсь перед ней на колени и пытаюсь обнять (Два коленопреклоненных тела в одной подсобке – блеск? Да?) И самому впору зареветь. Какой же я всё-таки мудак!!!
– Юлия Александровна! Юля! Юля! Ну, прости! Юля, ну я не хотел! Юленька!..
А про себя я думаю, что вот прямо сейчас я и взорвусь. Сил терпеть нет уже больше никаких! Но мысли мои работают не только лихорадочно, но ещё и конструктивно. Из разбросанных по полу шмоток я создаю подобие ложа, на которое с трудом, но всё-таки опрокидываю безутешную Юлию Александровну.
Результат – не весьма! Ноги – согнуты, колени Юлии Александровны сомкнуты (рифма – класс!); глаза закрыты; рёв продолжается... Пытаюсь развести руками её плотно сведенные ноги. Дудки! Тут или “суперцемент” или электросварка! Так что, хоть вой!
Решение неожиданно приходит само собой. Вначале я пытаюсь целовать, а потом начинаю облизывать её большие, белые, теплые коленки. При этом я не перестаю восхищаться всем этим богатством, рыдающим передо мной. У Юлии Александровны всё какое-то на удивление мягкое и нежное: руки, ладони, губы, горло, язык… и эти такие родные, намертво стиснутые коленки, с такой удивительно нежной, бархатной кожей!
Постепенно рыдания стихают, и Юлия Александровна потихоньку начинает расслабляться.
Внезапно она широко раскидывает свои умопомрачительные ноги, и… моё лицо сходу впечатывается в её большой мягкий живот. – Процесс пошёл, как говаривал Горбачёв…
Я провожу языком по её животу и нахожу пупок. Пока мой язык вылизывает пупок, я не только предаюсь сладострастным мечтаниям (ох, уже совсем скоро я так же буду вылизывать вагину Юлии Александровны!), но работаю ещё и руками, пытаясь избавить Юлию Александровну от блузки.
Неожиданное сопротивление.
– Гоша, я тебя прошу…
Молчу и продолжаю расстегивать пуговицы на её блузке (Мать честная! Да сколько же их здесь?)
Юлия Александровна продолжает свое:
– Гошенька, ну, не надо, милый!
(Теперь я думаю, что Юля комплексовала из-за полнообилия своей груди).
Пара пуговиц отлетает под моими руками, и Юлия Александровна наконец сдаётся (две потери в один день – юбка и блузка, это, действительно, – слишком!). Она сама сбрасывает “мультипугвенную” блузку и бюстгальтер (успеваю оценить – такая же чёрная шик-красота, как и трусики!).
И вот моя Юленька передо мной во всей своей красе. Сидит, коленки опять сжаты и поправляет свои кудряшки. А на её коленках две сладкие-пресладкие груди! Они настолько большие!
Я прикасаюсь к ним, и меня бросает в жар. Юленькины груди – совсем не дряблые, они очень плотные, “налитые”, а свисают они так низко просто благодаря своей невероятной массе! Это произведение искусства! – Огромные матовые, кремово-коричневые окружья сосков, и сами соски – несопоставимо маленькие, нежно-розовые.
(Понятно – не рожала, не кормила – чего ж тут особенного? Но это я сейчас, а тогда…).
Тогда… Когда я взял губами сосок Юленькиной левой груди… я тут же кончил. Кончил, очень обильно полив спермой Юлины ноги и так и не получив удовлетворения.
Причём (не устаю восхищаться этой женщиной!), Юля весьма хладнокровно отнеслась ко всему этому и также продолжала сидеть, отвлеченно глядя куда-то “в потолок”.
Ну, это уж слишком.
Я резко хватаю Юлю за лодыжки. На себя! (Любимая, кстати, заморочка Митяя – подсечка руками!). Юля падает навзничь (а кто бы не упал?). Естественно, я её страхую от ушибов.
Руки мои на Юлиных грудях, а я продолжаю путь вниз. Юля лежит молча, и только по её прерывистому дыханию я понимаю, что она жива.
Ну почему у меня всего две руки? – Груди приходится на время оставить, и, придерживая обеими руками тяжёлую складку её живота, я медленно опускаюсь всё ниже и ниже… А потом весь – руками, лицом, языком, погружаюсь в Юлину промежность.
Моя Юля – чистюля… Вся она очень ухоженная и чистенькая – она не только бреется, но ещё и моется (Её бы привычки тем прошмандовкам, которых мы “бутербродом” трахаем “впополам” с Митяем). Моя голова в самой глубине её раскрытых бедер… Юля уже кончала (один раз – так это точно!). Но у Юли нет и намёка на паскудный “селедочный запах”. Юлина промежность одуряет меня своими запахами (какая-то обалденная смесь сена, полыни и, простите… свежевыебанной чистой пизды) и своим вкусом – нежно-кисловатым, как зелёное яблоко. И, как же её много – толстая нежная складка свисающего живота…толстые мягкие бедра, плотно, но бережно охватывающие мою голову… нежные складки её губ, которые я раздвигаю носом и языком… Кстати, губки у моей Юли – “ажурные”, тоненькие и очень плотно сжатые. Я осторожно раскрываю Юлины губы, мои пальцы бережно держат их, не давая им закрыться, а язык методично исследует всё это богатство. Юле нравится мой язык, и она вся подаётся навстречу его ласкам. Среди Юлиного богатства только её клитор подстать её большому телу. Он выпирает из Юлиных губок, как маленький детский член. И он – очень трепетный (Юля! Его трепетность не от тренированности ли твоими пальчиками?) Я пытаюсь обойтись с ним так же нежно, как Юля только что делала с моим собственным членом. Бережно придерживая пальцами края раскрытых губ, я пытаюсь воспроизвести Юлину технику: чередую облизывание с нежными поцелуями; плотно обхватив его твёрдо сомкнутыми губами, пытаюсь его минетизировать. Юлия Александровна тихонько постанывает и помогает мне, мягко двигаясь своим задом мне навстречу. Я методично вылизываю все Юленькины прелести. И вот мой язык находит вход в Юлину вагину... Я только слегка успеваю войти в неё и ощутить её нежную кислоту, как Юлия Александровна снова разражается оргазмом.
Наконец, и я не выдерживаю. Второй бездарный взрыв, который через минуту явно неминуем – это будет уж слишком! Я отрываю своё мокрое лицо от всей этой благодати и ложусь на Юлю сверху. Я обнимаю руками её родное лицо и бережно целую её рот.
Морщинки разгладились совсем. У Юли совсем молодое лицо, а на нём – какая-то благостная, просветлённая улыбка. Юля вся как бы светится изнутри тёплым, нежным, родным, материнским светом.
Юля ничего не говорит. Она очень грациозно (при её массе) выбирается из-под меня и поворачивается ко мне своим восхитительным огромным задом, прочно установив локти на полу.
Нет, я сейчас точно подохну! Как же она прекрасна в своём изобилии и пышности! Я слегка развожу в стороны две половины этой единой красоты и чувствую, что сейчас точно – мне кранты! Вот он – коричневатый, с радиально расходящимися в стороны морщинками, вход в её анус. А вот под ним те самые нежные губы, которые я только что целовал…Дальше тянуть – сил нет, но я всё-таки пытаюсь… Перед тем как войти в неё, я медленно провожу своим членом по всем этим прелестям – сверху вниз, лишь слегка погружая его в эти мокрые разгорячённые складки. Наконец, я медленно начинаю вводить в неё свой член…
Причем, я так толком-то и не успел, как следует в неё войти; вошла в неё, причем, с огромным трудом, только головка моего члена – Юлию Александровну тут же опять “пробрало”, и её истерично сокращающееся влагалище буквально выдавило меня из неё. Так что, кончаю я уже по второму кругу опять бездарно и опять снаружи... Член бьёт ключом, выплёвывая на прекрасный зад Юлии Александровны всё новые и новые порции спермы.
Стою на коленках между Юлиных ног, положив руки на её попу... Она постепенно успокаивается, но снова появляются эти идиотские всхлипы.
Не поворачивая ко мне головы:
– Нашёл голодную бабу… Почему вы все так меня ненавидите? За что? За что?
– Юля! Юленька! Ну! Юля! – Я снова готов к бою…
– Солнышко, ну не надо!
– Я тебя люблю, Юля!!!
И теперь я уже не собираюсь мучить себя прелюдиями.
Я резко, до самого основания вхожу в неё… Ох, как это… "вагина"... Вагина моей большой Юли оказывается совсем маленькой, а я оказываюсь для неё непомерно большим. Юлия Александровна громко охает (с какой-то вопросительной интонацией, типа: Ох, да что же это со мной делают?), а потом у неё до неузнаваемости меняется тембр голоса. И Юлия Александровна очень высоко, “по-щенячьи” начинает поскуливать и повизгивать…
Я всё больше завожусь – изумительная, белая, “курносая” задница Юлии Александровны полностью в моей власти – она сотрясается и тяжело колышется под моими ударами. Я сжимаю её большие бедра так, что под моими пальцами на её белом теле всё отчетливее проявляется вся моя дактилоскопия.
С меня как-то неожиданно слетает весь налет воспитанности и почтения к педагогу:
– Мразь, ну как тебя сладко ебать! – Мразь, как я люблю тебя ебать! – Мразюка, я заебу тебя до смерти, я разорву тебя! – каждая моя фрикция встречает отчаянное сопротивление её маленькой вагины. Её узенькое влагалище явно не соответствует диаметру моего члена, к тому же, Юлина пися для меня и мелковата, я постоянно натыкаюсь на Юлин “хрящик” – шейку матки, даже не войдя в неё полностью, на всю длину моего члена.
Распаляюсь я все больше:
– Мразь! Мразь ёбаная! Порву на хер, порву!
В ответ – только жалобные поскуливания и повизгивания…
Нет, не только…
Маленькая пиздёнка Юлии Александровны уже давно промокла и переполнена до краёв многочисленными “кончинами”. И я тоже – весь в поту, весь в мыле, – молодой жеребец, заёбывающий до смерти эту старую кобылу. И всё это рождает какую-то сумасшедшую симфонию, от которой я дурею ещё больше.
Симфония – какофония! Какофония, в которой смешались щенячьи повизгивания самой Юлии Александровны; мокрые чавкающие всхлипы и стоны её терзаемой пиздёнки (они перемежаются с жалобными попукиваниями, которые эта пиздёнка издает, когда я полностью выхожу из неё, а потом снова неумолимо возвращаюсь); громкие хлёсткие шлепки моего мокрого торса по мокрой жопе Юлии Александровны.
Маленькая вагина Юлии Александровны истерзана. Ох, как же она меня не хочет! Я ей отвратителен, я доставляю ей огромные страдания, раздирая её нежное маленькое нутро своими резкими жестокими ударами. Но как же меня хочет сама Юлия Александровна! Ох, как же она меня хочет! Ей тоже ужасно больно. И я это прекрасно вижу. Но я чувствую и другое – именно эту боль так долго ждала Юлия Александровна. Ждала… Ждала и била меня по морде. Ждала и выряжалась в свои идиотские кружевные трусики. Ждала и не теряла надежды. Ждала и надеялась на то, что в нашем захолустном провинциальном городишке и для неё найдется большой член, который именно вот так – вульгарно, грубо и очень больно будет насиловать её маленькую вагину, выгоняя всю эту беспросветную, долгую и горькую до одури женскую тоску и женское одиночество.
Я всё это прекрасно понимаю и чувствую это физически. Юлия Александровна пытается помочь мне. С перекошенным от боли лицом, закусив губу, повизгивая от боли, но Юлия Александровна всё-таки двигает навстречу мне свой зад – необъятный зад зрелой женщины с маленькой, беззащитной детской вагиной. Двигает для того, чтобы помочь мне ещё глубже и ещё жестче овладеть ею; двигает для того, чтобы помочь мне сделать эту боль ещё больнее и, поэтому, – ещё слаще.
Я чувствую приближение оргазма. И я снова меняюсь. Сжимающие до синяков Юлину попу руки снова становятся нежными. Я смотрю на этот огромный чудесный зад моей маленькой Юли – моей сладкой, моей родной, моей любимой...
– Юля! Юленька! Родная моя! Потерпи! Я тебя так люблю! Мне с тобой так здорово, Юленька! – мой член погружен в Юлю до самого конца. Мой член продолжает перемолачивать и терзать маленькую Юлину вагину. Но вот, наконец, я и изливаю в Юленьку всю свою нежность и всю свою сперму. И я чувствуя, как она, маленькая, отвечает на мои толчки и потоки частыми благодарными сокращениями.
Я обхватываю Юлин зад обеими руками и благодарно целую эту мокрую, несчастную, всю истерзанную мной и ещё сокращающуюся прелесть. Юля шевелится и из её вагины доносится глубокий хлюпающий вздох. Это Юленькины губы дарят мне благодарный поцелуй. Я так и стою, прижимая лицо к моей Юле, не решаясь прервать этот поцелуй.
Но как же мне хорошо с этой женщиной, и я чувствую себя с ней половым гигантом! Силы снова возвращаются ко мне! Но теперь это уже другие силы – они светлые, главное в них – нежность и любовь к Моей Прекрасной Даме...
– Гошенька, я не могу больше, милый! У меня все болит…
– Юленька, Юля, ну ляг, пожалуйста! – Юля покорно укладывается на наше импровизированное ложе и протягивает ко мне свои руки.
Я сдерживаю себя и стараюсь не спешить. Левой рукой я тихонько пощипываю Юлины соски, а правой я держу свой опять напряжённый до одури член. Я вдавливаю член в Юлин большой податливый живот, и постепенно продавливаю своим членом путь к Юленькиному лону. Медленно и осторожно я начинаю дрочить своим членом Юлину промежность, пока, наконец, не останаливаюсь на Юлином клиторе. Больше терпеть сил нет и я ложусь на Юлю сверху.
Теперь я уже не отрываюсь от её заплаканного родного лица, которое смотрит на меня с надеждой, нежностью и ожиданием.
По её лицу пробегает гримаса боли, когда она своей нежной рукой вводит мой член в свое измученное лоно, а потом лицо становится расслабленным и мечтательным.
Меня переполняют невероятная любовь и нежность. Я бережно целую её лоб, глаза, нос, губы.
И мой член тоже старается быть как можно нежнее и осторожнее с моей маленькой подружкой. Я снова перемалываю маленькую Юлину вагину. Но она уже как-то притерпелась к своему мучителю, а к тому же она настолько переполнена своими и моими соками, что двигаться в ней намного проще...
Мои руки на Юлиных щеках, Юля в такт моим нежным ударам поглаживает мою спину. И вот мы взрывамся, взрываемся настолько синхронно, что в это трудно поверить – первый толчок её сокращающейся вагины точно совпадает с первым выбросом моей спермы… И все таки я успеваю выйти из неё, сохранив ещё несколько порций.
Я изливаюсь на родное мамино лицо и понимаю, что я оправдал Юлины ожидания. Всё Юлино лицо забрызгано спермой, и я размазываю её по Юлиному лицу своим членом, нежно провожу им по этим родным глазам, носу, пока, наконец, не останавливаюсь на Юлиных приоткрытых губах. Юлин язычок слизывает последние капли, а потом Юля трогательно чмокает его головку.
– Гоша! Как я тебя люблю, Гоша!
– Юля! Как же мне с тобой хорошо!
На следующий день я уехал на соревнования, а когда через неделю вернулся, узнал, что Юлия Александровна у нас в школе уже не работает. Юлия Александровна уволилась и уехала из нашего города.
Почему? Был ли я тому причиной? – Не знаю. Очень бы этого не хотелось.
С тех пор прошло немало лет. Но я до сих пор вспоминаю свою возлюбленную и нашу с ней единственную встречу. Я с любовью и благодарностью вспоминаю до сих пор свою такую некрасивую и такую Прекрасную Даму...